—Тогда может лучше будет послать Малфоя Старшего? — Снейп использовал последний шанс, чтобы избавить крестника от подобной участи.
—Не думаю, после Лагеря Перевоспитания Люциус, хм, изменился, — безразлично ответил Темный Лорд. — К тому же у Драко будет больше шансов за счет более сильной личной антипатии. Думаю, Поттеру понравится держать такого человека при себе, а второго шанса может и не быть.
Снейп посмотрел на Стивенсона и понял, что все уже решено и ничего нельзя изменить. Он не обращал ни на кого внимания, раздумывая о чем-то.
—Итак, Драко Малфой, — Стивенсон кивнул своим мыслям. — Подходящая кандидатура. Подготовку оставляю на Вас, Альбус, совместно с мистером Риддлом.
Он кивнул всем им, попрощался и вышел за дверь, не взглянув на Снейпа. Альбус как-то очень грустно улыбнулся и сказал:
—Что ж, Северус, пригласите своего крестника.
Снейп только молча кивнул и отправился в Малфой-мэнор, безмолвно спрашивая себя, за что ему досталась такая судьба.
Через две недели, которые были наполнены наставлениями Темного Лорда, проповедями Дамблдора и поучениями Снейпа, Драко Малфой подходил к величественному зданию, по богатству превосходящему Гринготтс. Золотые шпили уносились ввысь к лазурно голубому небу, колонны и стены из белоснежного мрамора подавляли любого, кто шел по казавшейся бесконечной лестнице. Даже воздух вокруг был пропитан величием и мощью, с трудом входя в легкие.
Впервые за последние годы Драко обрел цель и твердо шел к ней с торжественностью обреченного. После ужасающих поражений Пожирателей смерти он окончательно осознал, как ошибался его отец, втягивая себя и весь род в паутину лжи и насилия, из которой не смог выпутаться самостоятельно. Семейной изворотливости и почти всех денег рода Малфой хватило лишь на то, чтобы обезопасить себя и мать, а отцом пришлось пожертвовать. Его забрали в Лагерь Перевоспитания, как сторонника террористов. Через четыре года он вернулся «достойным членом общества», совершенно не похожим на прошлого Люциуса Малфоя. Похудевший и поблекший Малфой-старший прославлял Инсанеля, Великого и Благочестивого, почти через слово, читал наизусть Кодекс Легиона Справедливости каждое утро и вечер, постоянно сокрушался, что ему уже не стать Легионером и отвечал затуманенным религиозным фанатизмом взглядом на любой вопрос о Поттере.
Каждый раз, когда Драко смотрел на отца, он вспоминал о величайшем унижении в своей не такой уж и долгой жизни. Вспоминал о том, как, почти стоя на коленях, просил маглолюбцев и грязнокровок принять накопленные веками богатства в обмен на жизнь матери и будущее рода. Драко видел, как они все улыбаются и торжествуют, видя его позор. Только лица Поттера и его грязнокровки оставались бесстрастными, когда он произносил свою уничижительную речь.
—Есть ли у Вас и Вашей матери клеймо Лорда на руке? — спросил тогда Поттер совершенно бесчувственным голосом, хотя точно знал ответ.
—Нет, — сквозь зубы ответил Драко, униженно отрекаясь от своей гордости и метки, означающей признание и уважение величайшего волшебника.
С тех пор он ненавидел Поттера за его сухой официальный тон, ненавидел Грейнджер за тяжелый внимательный взгляд. Ненавидел он и Дамблдора за то, что он не смог удержать в руках свою игрушку, ненавидел Темного Лорда, потому что тот не смог выиграть в этой чертовой войне, которая даже не успела начаться. Но больше всего Драко ненавидел себя за глупость и унижения, через которые ему пришлось пройти.
Однако, когда в гостиной Малфой-мэнора, разграбленного и потерявшего былое величие, появился Снейп и сказал, что его вызывает Темный Лорд, Драко не смог отказать. Ему хотелось, чтобы от него просто отстали, но Темная метка на руке, не приходящий в себя отец, беззащитная сломленная мать и почти иссякший источник магии не оставляли ему выбора. Говорили, что Гарри Поттер мог блокировать самые неприятные свойства метки, но так ли это, Драко не знал, да и предложить за услугу ему было нечего.
Только придя в себя после перемещения порталом и увидев Темного Лорда и Дамблдора вместе, Малфой понял, что попал в очередную шахматную партию, ставкой в которой будет его жизнь. Бросив яростный взгляд на крестного, он выслушал, что от него хотят. От плана за версту разило отчаянием и безнадежностью, но Малфой быстро сообразил, что у него есть возможность в очередной раз сменить сторону на победителей. Надеясь, что его окклюментные щиты и родовые артефакты выдержат взгляд двух искусных легиллиментов, он просчитывал свои действия, а они даже не пытались влезть в его голову.
Целую неделю его не выпускали из Хогвартса и проводили дотошный инструктаж, заставляя заучивать легенду, обсуждали, что можно и нельзя делать при Поттере. В итоге ему даже не понадобились местоположения мэноров некоторых нераскрытых Пожирателей, которыми решением Темного Лорда можно было пожертвовать. Пришлось только перетерпеть приступ брезгливости от того, что в официальном пункте записи в Легион было множество не понятно откуда взявшихся маглов и он уже Легионер. Как выяснилось, на первую ступень принимают абсолютно всех, достаточно только изъявить желание.
Теперь Драко мог присутствовать на закрытых собраниях ячейки Легиона, к которой был приписан. Но как подобраться к Поттеру? Даже издали увидеть его среди Легионеров считалось величайшей, почти недостижимой честью. Драко уже настроился на долгую и целенаправленную работу с Рыцарем, возглавляющем его ячейку, но на металлической пластинке, средстве связи, выданном вместе со значком Легиона, появилось сообщение об аудиенции с Инсанелем, Великим и Благочестивым. Назначена она была почему-то в главном соборе вечером, но Драко был вне себя от счастья. Только спустя минуту он опомнился и задумался о том, что значит приглашение.
И вот он, Драко Малфой, в точно назначенное время стоит около огромных врат из красного дерева высотой около десяти метров, облицованных золотыми пластинами с выгравированными на них сценами из жизни Поттера. Над ними были стилизованно выбиты в камне девиз Легиона «За Справедливость!» и «Инсанель, Великий и Благочестивый!»
Малфой никак не мог решиться сделать следующий шаг, переминаясь с ноги на ногу, и рассматривал искусную гравировку сцены в Визенгамоте. Как следовало из надписи, на золотой пластинке был изображен момент, когда Инсанель принес мир и справедливость в магическую Британию. Неожиданно заскрипев, врата медленно открылись, Драко глубоко вздохнул, собрал волю в кулак и сделал шаг вперед.
Подавляюще большое снаружи, внутри здание казалось просто титаническим. Высокие стены из необработанного камня упирались в куполообразный свод, поддерживаемый толстыми монументальными колоннами. Высокие стрельчатые окна, забранные витражами, делали освещение зала рассеянным и мягким. Оставляя множество теней в изгибах стен, многочисленных альковах и боковых коридорах.
Драко знал, что это здание чаще всего используется для совместной молитвы большого количества верующих. Где-то здесь должен быть орган, утробный звук которого наполняет сердца и души верующих трепетом, смирением и почитанием. Поттер редко посещал массовые молебны, известно лишь пять случаев, когда он появился , насыщая толпу религиозным экстазом, на одном из множества маленьких балкончиков на высоте примерно третьего этажа. Этого оказалось волне достаточно, чтобы каждый день долгие месяцы после этого события весь зал был набит до отказу.
Драко шел, с интересом разглядывая красивое в своей напускной грубости убранство зала, на каждый шаг, отдававшийся эхом в глухой тишине, выбивал из него остатки воли. Отступать было некуда, поэтому он упрямо продолжал идти по покрытому каменными плитами полу. На противоположной от входа стороне зала на возвышении находился массивный деревянный трон. Подходя, Драко увидел его на фоне витражей в полтора десятка метров высотой, изображающих три самых знаменитых подвига Гарри Поттера: защиту философского камня, победу над василиском и укрощение сотни дементоров. Завороженный величием и монументальностью окружения Драко не сразу обратил внимание на трон.