Предводители крестового похода не попытались остановить резню или хотя бы положить ей какой-то предел. Напротив, перед тем как рыцари поскакали в город, не желая пропустить самое интересное, некоторые из них задали вопрос Арнольду — Амальрику о том, как они смогут отличить многочисленных городских католиков от еретиков, которых они пришли убивать. Аббат ответил знаменитым изречением на латыни: «Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius».
Что означает: «Убивайте всех, Бог узнает своих».[533] Хотя большую часть убийств совершали простые солдаты и наемники, сами рыцари устроили особенно жуткую кровавую баню в церкви Марии Магдалины. Здесь собралось множество испуганных катаров и католиков — старых и молодых, женщин и детей. Хронисты того времени оценивали их количество от одной тысячи до семи тысяч человек. Подобно беженцам из числа гностиков и язычников, пытавшимся найти убежище в александрийском Серапеуме 900 лет назад, они, возможно, надеялись, что Святая Земля спасет их. Как и в Александрии, этого не произошло. Рыцари ворвались внутрь и убили всех.[534]
К полудню, лишь через несколько часов после начала стычки на мосту, все городское население было истреблено. По оценкам литературных источников того времени, иногда допускавших преувеличение, современные ученые в целом сходятся на цифре от 15 до 20 тысяч человек, убитых в Безье.[535] Жиро (Гираут) Рикьер из Нарбонна, один из последних трубадуров Окситании, отразил масштаб трагедии в песне:
Безье пал. Все мертвы. Священники, женщины, дети. Никому не было пощады. Они убивали и христиан. Я выехал из города, не увидев и не услышав ни одного живого существа. Они убили семь тысяч людей, Семь тысяч душ, искавших убежища у Св. Магдалины. Ступени алтаря были мокры от крови, Эхо криков звучало в церкви. Потом они казнили монахов, Звонивших в колокола. Они рубили им головы на серебряном кресте.[536]Очевидно, симпатии Рикьера находились не на стороне крестоносцев, и он не был заинтересован в том, чтобы выставить их в благоприятном свете. Мы могли бы подумать, что эта сцена является выдумкой и антикатолической пропагандой, если бы не другие свидетельства о разграблении города, подкрепленные археологическими находками, которые также говорят об ужасной резне, устроенной в церкви Марии Магдалины.[537] Сами католики считали, что в убийстве множества еретиков в священном месте нет ничего постыдного. Цистерианский хронист Пьер из Во-де-Сернея провозгласил: «Справедливо и правильно, что эти бесстыдные псы были захвачены и истреблены в день праздника женщины [т. е. Марии Магдалины], которую они оскорбили и чью церковь они осквернили…»[538]
Аббат Сито и предводитель крестового похода, Арнольд — Амальрик, тоже был восхищен не только резней в церкви, но и общим итогом дня. В своем письме папе Иннокентию III виновник кровавого погрома с гордостью писал: «Почти 20 000 горожан были преданы мечу независимо от возраста или пола. Акт божественного возмездия был подобен чуду».[539]
В поисках истиныДо сих пор наша цель заключалась в исследовании тайной традиции, стоявшей за катаризмом. Эта сложная система гностической духовности пережила тысячу лет гонений на Западе, но теперь альбигойские крестовые походы были призваны навеки сокрушить ее. Мы не предлагаем подробного исторического анализа самих крестовых походов, поскольку существует несколько превосходных книг с описанием сражений и осады главных городов. Тем не менее лучшая возможность для изучения человеческого поведения всегда предоставляется в самых крайних, чрезвычайных и опасных ситуациях. Именно поэтому, как мы убедимся в следующей главе, крестовые походы дают уникальную возможность приблизиться к истине о сторонах конфликта.
Истина заключается в том, что жители Безье, которые никому не угрожали, ни на кого не нападали и просто следовали своим безобидным религиозным убеждениям, подверглись нападению адского воинства, отличавшегося редкой жестокостью и творившего чудовищные зверства. Зоэ Ольденбург предлагает нам поразмыслить об этом:
«Такие массовые убийства, как в Безье, являются чрезвычайной редкостью; мы вынуждены признать, что даже человеческая жестокость имеет свои пределы. Даже среди худших зверств, сохранившихся в анналах истории за долгие века, убийства такого рода являются исключением, которое в данном случае представлено главой одного из ведущих монастырских орденов католического христианства. Не следует недооценивать значение этого факта».[540]