Когда он вернулся, огонь уже мирно трещал в очаге, а Иорвет сидел за столом, держа голову прикорнувшего мальчика на своих коленях, и поглаживал его по золотистым волосам. Эльф поднял взгляд на человека и неожиданно ласково улыбнулся.
— По крайней мере, здесь не так паршиво, как было в твоей пещере, — заметил он шепотом. — и пахнет получше.
— И кровать мягче, — пообещал Роше с ответной улыбкой.
Поужинали они скромно и быстро. Юлиан, слишком вымотанный дорогой, чтобы есть, начал капризничать — вчерашний ужин в корчме посреди темерской глуши, показался ему настоящим пиршеством, а вот плоды рук глупого человека в маленьком столичном доме он употреблять наотрез отказался. Вернон начал тонкую дипломатическую игру, вооружившись ложкой, и заливал в рот Зяблика густой бульон, стоило тому зазеваться. Тарелка наконец опустела, а Юлиан окончательно проиграл битву со сном.
Иорвет, почти не притронувшийся к своей порции, встал из-за стола и поднял Юлиана на руки. Эльф тоже выглядел усталым и бледным, и снова начал напоминать самого себя таким, каким застал его Роше пару недель назад в Оксенфурте.
— Ну, показывай свою мягкую кровать, — велел Иорвет, и Вернон покорно повел его на второй этаж.
Спальня мало отличалась от прочих помещений дома. За исключением одной маленькой детали, которую эльф заметил, едва переступив порог.
— Что это? — спросил он после короткой паузы. Вернон проследил за его взглядом и усмехнулся. Раму для портрета он сделал собственными руками, и получилась она не слишком ловко. Но за первый удачный опыт ее вполне можно было засчитать.
— Работа Гусика, — ответил Роше с неожиданным смущением, — он рисовал по памяти, но, мне кажется, ухватил нужное настроение.
Иорвет на небольшой картине, написанной в приглушенных мягких тонах, едва заметно улыбался. Он был облачен в простую белую рубаху, обнажавшую длинную изящную шею, и чернильные ветви терялись где-то под распахнутым воротом. Лицо было написано вполоборота, зрячей стороной к зрителю, тяжелые черные ресницы — чуть опущены, волосы откинуты назад, не скрывая шрама и зияющей пустой глазницы, но Гусик изобразил их тонкими мазками, сделав из увечья дополнительный штрих к эльфской красоте. Таким Роше часто видел Иорвета по утрам, когда тот еще не успевал толком проснуться и начать традиционно ворчать на холод в комнате или слишком ранний час. Было совершенно удивительно, как Гусику удалось ухватить это рассеянное нежное выражение его взгляда, которого юный художник никогда не видел.
— Зачем это здесь? — Иорвет покрепче сжал в руках Зяблика и требовательно посмотрел на Роше. Тот, потупив взор, пожал плечами.
— Я скучаю по тебе каждый день, — просто ответил он.
Лицо Иорвета едва заметно дрогнуло. Он аккуратно уложил Зяблика в постель, накрыл его одеялом — к счастью, оно не успело отсыреть, пока под ним никто не спал — а потом взял Роше за руку и решительно повел его за собой.
В кухне, где следы позднего ужина еще не были убраны, эльф педантично отставил в сторону тарелки и кружки, уселся на стол и поманил Роше к себе легким взмахом руки, и когда тот подошел, обнял его за шею и прильнул всем телом.
— Я так люблю тебя, мой глупый человек, — выдохнул эльф, мазнув губами его ухо и обжигая горячим вздохом.
В том, с каким жаром Иорвет отдавался ему в ту ночь, не было ни капли прежней усталости и тоски, и Вернон, сжимая его в судорожных крепких объятиях, топя стон в глубоком поцелуе, совершенно забыл о собственных тревогах и сомнениях. Они были вместе, как и много лет до этого, но сегодня — действительно едины, словно все эти годы вовсе не существовали.
Наутро Вернон проснулся один в пустой кровати, и в первый момент смертельно перепугался. Половина Иорвета, где он спал вместе с Зябликом, была сбита, но пуста и холодна. Прислушавшись, однако, Роше услышал доносившиеся с первого этажа голоса и звонкие переливы зябликового смеха.
На кухне царил Иорвет. Он уже успел спуститься в погреб, сходить за свежей водой, и теперь колдовал над очагом, вдохновенно готовя что-то к завтраку — Вернон поклялся себе, что съест все, что бы он ни приготовил, даже если каша окажется пригоревшей, а в оладьи вместо сахара эльф положит соль.
Зяблик сидел за столом, вооружившись неведомо откуда взявшимися карандашами и бумагой — видимо, их привез среди своих вещей Иорвет — и вдохновенно рисовал что-то, едва взглянув на явление хозяина. Роше устроился рядом с ним, не спеша вмешиваться в эльфский ритуал приготовления завтрака, и взглянул на картину. Зяблик нарисовал кого-то, облаченного в длинное синее платье с чем-то, напоминающим наконечники стрел по подолу.
— Это Иорвет? — поинтересовался человек, и Юлиан наградил его осуждающим взглядом.
— Это королева Анаис, — заявил он, — не видишь что ли — это темерские лилии, как на штандартах у ворот.
Вернон хмыкнул.
— Да, теперь вижу, — подтвердил он.
Иорвет, балансируя тремя тарелками в обеих руках, появился у стола, наградил Роше ехидной улыбкой и строго велел Зяблику:
— Убери карандаши, после завтрака дорисуешь.
Зяблик нахмурился.
— Я почти закончил, — попытался возразить он.
— Живо! — осадил его эльф, и мальчик вынужден был повиноваться.
Пока Юлиан складывал художественные инструменты, Вернону достался быстрый, но слишком жаркий для такого раннего часа поцелуй.
— Надеюсь, ты вытер стол? — шепнул человек, и эльф отвесил ему шутливую оплеуху.
Каша, приготовленная Иорветом, была немного пресной — он явно боялся переложить соли — но вполне съедобной. Конечно, Вернону снова пришлось сражаться с нежеланием Юлиана припасть к кулинарному искусству эльфа, но, заметив, с какой нежностью Иорвет наблюдает за его попытками обмануть малыша, Роше принялся за дело с удвоенным старанием. Мальчик, впрочем, был настроен на войну серьезно. Он отворачивался от ложки, зажимал рот руками и даже принялся хныкать — на глазах у маленького артиста выступили крупные горькие слезы.
— Если все не доешь, — неожиданно пришла поддержка кавалерии в лице Иорвета, — мы с Верноном пойдем во дворец здороваться с королевой, а тебя оставим дома.
Аргумент сработал. Юлиан взвесил свои шансы на победу и остаток каши съел с непроницаемым мужественным лицом нильфгаардского офицера, которого вели на допрос к Императору. А когда над полем боя взвились победные стяги злых взрослых, побежденный Зяблик даже помог Роше убрать и помыть посуду.
Во дворец решили пойти пешком. Погода стояла неожиданно ясная для этого времени года, и улицы, умытые первым ночным дождем, сияли в солнечных лучах. Юлиан, ухватившись за руки обоих спутников, вышагивал в новенькой яркой куртке, которую дала ему в дорогу Шани, и гордо озирался по сторонам, словно прикидывая, где бы лучше провести первое собственное выступление. Обходить неглубокие редкие лужи мальчик отказывался, и взрослым приходилось приподнимать его с обоих сторон за руки, чтобы помочь их перепрыгнуть, не испачкав сапожек.
На Торговой площади, конечно, пришлось задержаться у лавочки, торгующей свежей выпечкой, и Юлиан, прежде отрицавший необходимость полуэльфского организма в пище земной, с радостью умял большую, посыпанную сахаром плюшку. У следующего прилавка ему достался зеленый прозрачный леденец на палочке, и торговка, улыбаясь мальчику, отказалась брать с Роше за него деньги. Умение очаровывать случайных девиц Зяблик явно перенял у своего знаменитого опекуна и вовсю им пользовался.
На площадь перед дворцом они добрались уже к полудню. Роше сперва подумывал войти в королевские чертоги одним из тайных проходов, но потом решил доставить Зяблику удовольствие и провести его через центральные ворота, по всем правилам, мимо торжественной стражи в голубых доспехах и с алебардами в руках.