Еще минуту королева прощалась с приятными гостями, и наконец осталась с неприятным лицом к лицу. Виктор призвал на помощь всю свою выдержку. Зря что ли он столько лет провел на должности ассистента таинственного Ректора и выслушивал претензии всех профессоров Университета, многие из которых, были куда капризней, чем маленький Юлиан, и куда менее симпатичными. Он выдержал прямой взгляд Анаис, и, когда та вернулась на свой трон, приблизился и церемонно опустился перед ней на одно колено. Едва ли ему предстояло посвящение в рыцари, но жест этот показался молодому барону самым уместным.
Анаис долго молчала, видимо, наслаждаясь видами, потом произнесла ровным стальным тоном:
— Встаньте, Ваша Светлость.
Виктор встал, быстро одернул полы кунтуша и поднял взгляд на королеву. Ламберт за ее спиной отчего-то широко, почти издевательски улыбался.
— Нам стало известно, что барон Кимбольт указал вас единственным наследником своих владений в своем завещании, — продолжала королева сурово, — но вашего имени никто при нашем дворе до сих пор не слышал, и ваше родство с бароном остается сомнительным. Как так вышло, что он узнал о вашем существовании, а мы — нет.
— Не могу знать, Ваше Величество, — Виктор надеялся, что не даст петуха, отвечая на эти требовательные вопросы, но голос его едва заметно дрогнул, — я давно был знаком с Его Светлостью Раваненом Кимбольтом, но о том, что он — мой дедушка, узнал только после его смерти.
— Кем же был ваш отец, позвольте поинтересоваться? — продолжала допрос королева.
Виктор пожал плечами.
— Моя матушка, светлая ей память, говорила, что он был темерским солдатом, но семья у них не сложилась, и я не имел чести его знать, — ответил он.
— По нашим данным, барон Кимбольт никогда не был женат и не имел законных отпрысков, — произнесла Анаис заносчиво.
— Как и Его Величество король Фольтест, — неожиданно для себя, заявил Виктор. Помирать, решил он, так за отчаянную дерзость.
Ламберт за спиной Анаис громко фыркнул, едва постаравшись замаскировать это под приступ кашля. Остальные придворные и гвардейцы замерли и притихли, явно ожидая немедленной расправы. Анаис же досадливо поджала губы.
— Вы снова дерзите мне, Виктор, — заявила она холодно.
С уверенностью осужденного на пытки и смерть, барон посмотрел ей в глаза.
— Как и в прошлый раз, я говорю правду, Ваше Величество, — ответил он, — что до моего отца, то, полагаю, у барона Кимбольта могло найтись множество отпрысков, судя по тому, что я о нем слышал, но мое с ним родство установлено документально. Перед смертью барон подписал бумагу, в которой признавал меня своим внуком и принимал меня в свой род на правах прямого потомка. Графа, в которой значилось имя моего отца, осталась пустой, насколько мне известно.
— Барон не имел права объявлять вас законнорожденным без одобрения Короны, — возразила Анаис, не меняя тона, продолжая сверлить Виктора взглядом.
— Вероятно, он отправил соответствующие бумаги в Нильфгаард для того, чтобы Его Величество Фергус с ними ознакомился, — Виктор слышал, что скеллигские пираты время от времени заставляли своих жертв собственноручно копать себе могилы прежде, чем убить их, и сейчас он ощущал тяжесть лопаты в своих руках, — но, надо полагать, Император слишком занят, чтобы просматривать корреспонденцию такого рода. Может быть, если бы мне удалось добиться аудиенции у него, я мог бы попросить его одобрить то прошение.
Ладони Анаис, до того покоившиеся на подлокотниках трона, сжались в кулаки.
— Император не занимается вопросами наследования в среде темерской аристократии, — гордо заявила королева, и Виктор, окончательно расхрабрившись, склонил голову. Терять было уже решительно нечего.
— Но Император занимается вопросами граждан Империи, — сказал он, снова глянув на Анаис в упор, — а, принимая наследство и титул, я стану одним из них — разве не так?
Анаис молчала, сверля его взглядом, должно быть, целую минуту. Потом, махнув рукой, отвела взгляд.
— Аудиенция окончена, — объявила она.
Виктор нерешительно переступил с ноги на ногу. Приглашения проследовать в обеденный зал вслед за прочими гостями не последовало, но и приказа вышвырнуть наглого барона из дворца на улицу королева своим гвардейцам не отдала. А без того засидевшийся — вернее, конечно, застоявшийся — гость уходить был не готов. Вторая встреча с возлюбленной прошла еще хуже, чем первая, и для него все было потеряно окончательно, но Виктор решил хотя бы оставить за собой последнее слово. Он шагнул к трону. Стража по обоим сторонам зала дернулась, но Ламберт махнул им рукой, и солдаты застыли.
— Ваше Величество, — заговорил Виктор ровно и уверенно, не отводя взгляда от лица Анаис, хотя та на него больше не смотрела, — я прибыл, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение, и прошу прощения, если мои слова задели вас. Решение барона Кимбольта стало неожиданностью для меня ничуть не меньше, чем для вас, и я все еще надеюсь, что, приняв его титул, смогу служить Вашему Величеству и Темерии в вашем лице.
Анаис удосужилась снова посмотреть на него и, как показалось Виктору, горько усмехнулась.
— Барон Кимбольт, ваш покойный дедушка, — заговорила она, — был главным противником моей политики и всегда высказывался против всех моих решений. И сейчас вы рассуждали в точности, как он. Не нужно прятать ваши убеждения под маской лживых заверений в преданности. Пока что вы еще не гражданин ни Темерии, ни Империи, и у меня нет над вами власти. Так что, полагаю, мы поговорим позднее, и вы сможете повторить все это вновь, глядя мне в глаза.
— Глядя вам в глаза, я готов говорить, что угодно, — не сдержавшись, от всего сердца заявил Виктор, — даже если после этого вы решили бы казнить меня по законам Империи или по собственной прихоти.
Анаис удивленно посмотрела на него, растерянно моргнула и в первые секунды не нашлась с ответом. Не дав ей времени опомниться, Виктор снова поклонился и поспешил к выходу из Тронного зала.
Идти на поиски Вернона Роше и его спутников Виктору не хотелось. Едва ли его компания могла бы сыграть командиру добрую службу. Может быть, узнав, как новоиспеченный бунтарь нахамил его драгоценной Ани, Роше и вовсе не захотел бы больше с ним разговаривать. Нужно было бежать из дворца, пока королева не передумала и не решила, что готова к международному скандалу, лишь бы покарать наглеца. Но что-то мешало Виктору просто выйти наружу, отыскать свою лошадь — или открыть портал — и вернуться в замок. Там его ждали незавершенные дела, может быть, разговор с Филиппой, которой было, конечно, любопытно узнать, чем закончилась аудиенция — но здесь была Ани. Она, должно быть, больше не хотела его ни видеть, ни знать, но сам факт близости к ней, осознание, что он ее нашел, что она ходила по этим коридорам, касалась этих бархатных занавесей, отдавала приказы этим суровым гвардейцам, и смех ее звенел под этими сводами, странным образом грел сердце молодого барона.
Никем не остановленный, он свернул с главной галереи, ведущей к выходу, и оказался в открытом зимнем саду. Здесь, на небольшой площадке, окруженной анфиладой мраморных колонн, еще ничего не цвело, в центре обнаженное раскидистое дерево укрывало ветвями широкую каменную скамью, и Виктор, немного помедлив, подошел к ней, присел, чтобы немного отдышаться и привести мысли в порядок. И стоило ему остановиться, тяжелое отчаяние буквально обрушилось на него. В любовных романах часто писали, что для героя, потерявшего возлюбленную, весь мир вдруг терял краски, и Виктор не слишком верил и в эту безрадостную метафору, но сейчас с ним происходило именно это. Мало того, что его возлюбленная оказалась совершенно недоступной, далекой, как холодный лунный диск, так еще теперь она, должно быть, записала его в свои враги и ненавидела его. Бежать от этого осознания было некуда, и Виктор, качнувшись вперед, спрятал лицо в ладонях.
— Мальчики не плачут, — раздался вдруг у него над ухом приятный женский голос. Барон вздрогнул, выпрямился и огляделся. Рядом с ним на скамье сидела миниатюрная стройная женщина с изящно уложенной короткой стрижкой, одетая в вышитый золотым бисером костюм для верховой езды, кокетливо расстёгнутый спереди на три пуговицы — так, чтобы показать зрителю мягкие округлости упругой груди, но оставить немного места воображению. Женщина приветливо улыбалась, и Виктор вспомнил ее миловидное лицо. Это была Кейра Мец — одна из тех, кто являлась в кабинет Ректора без доклада, и вела с Филиппой долгие тайные разговоры, о содержании которых даже Виктор ничего не знал.