— Я тебя помню, — улыбнулся он, — ты учился у профессора Шани. Иан, верно?
Больше всего Иану вдруг захотелось до боли сжать кулаки, выкрикнуть какое-нибудь заклинание посильней и заставить миловидное лицо Виктора запылать, чтобы он захлебнулся собственным воплем. Вместо этого он смерил человека презрительным взглядом и не удостоил его ответом. Юный эльф снова сделал попытку заговорить с отцом, и тот, оправившись от первого шока, вздохнул и покачал головой.
— Позже поговорим, — сказал Иорвет ровно, и Иан вынужден был кивнуть.
— Ну… ладно, — Виктор покачался с пятки на носок, неловко спрятал руки за спиной, — моя аудиенция закончена, и мне нужно ехать. После грустных новостей, королева, наверно, захочет сделать какое-то заявление, а мне нужно вернуться домой, пока ворота не закрыли из-за траура.
— Траура? — тревожно переспросил Иорвет, но ответить Виктор не успел.
Быстрым солдатским шагом в обеденный зал вошел Вернон Роше. На Иана, застывшего в шаге от отца, он едва взглянул. Вместо этого папа бесцеремонно ухватил за плечи Виктора, развернул его к свету и пристально посмотрел ему в лицо. Тот испуганно моргнул, но сопротивляться не отважился.
— Вернон, ты белены объелся? — Иорвет на всякий случай покрепче прижал к себе притихшего Юлиана, — отпусти мальчика, он ни в чем не виноват.
— Заткнись, — бросил ему папа, не переставая смотреть в глаза перепуганному до полусмерти Виктору, — твою мать звали Лилия, она была белошвейкой в Храмовом квартале и обшивала темерских офицеров? — спросил он, чуть встряхнув рыжего. Тот покорно кивнул.
Иорвет и Иан переглянулись. Вернон же, помолчав, отпустил рыжего, отступил на шаг и стиснул пальцами переносицу.
— Иан, Иорвет, Зяблик, — папа выпрямился и сделал широкий жест в сторону Виктора, совершенно игнорируя прочих собравшихся в зале придворных, — позвольте представить вам — мой сын, Виктор.
========== Семейные ценности ==========
Совет был назначен на девять утра, Ваттье де Ридо попросил об аудиенции в восемь, и накануне Фергус не сомкнул глаз. После некрасивой ссоры с Анаис, молодой Император не успел даже толком поговорить с ней и помириться — разговор, состоявшийся спустя несколько часов, получился скомканным и почти пустым. Сам Гусик не готов был извиняться перед супругой за то, что сказал ей, только за то, как это сделал. Ани же, слишком убежденная, если не в собственной правоте, то, по крайней мере, в своем праве на ошибочное мнение, говорила с ним сдержанно, так, словно кто-то уговорил ее свести конфликт к худому миру. Они расстались без единого лишнего слова, без обычного обмена шуточками, и, будь Фергус менее занят делами Империи, он переживал бы об этом гораздо больше. Отношения с Анаис всегда были для него похожи на, пусть и дружескую, но напряженную шахматную партию. Они оба оказались в ситуации, в которой не планировали и не хотели оказываться, и в равной степени испытывали давление со стороны окружения. Ани — потому что ее статус королевы и правительницы становился все более формальным по мере того, как укреплялась власть Фергуса. Сам Фергус — потому что, по мнению нильфгаардской общественности, не мог прижать к ногтю собственную жену. Он искренне полагал, что в таких категориях вовсе не имел права рассуждать о своей женитьбе, но народ Империи, всегда гордившийся своей прогрессивностью и прямым взглядом в будущее, слишком привык, что слово Императора было ценнее и важнее чего угодно. У Фергуса же чаще всего просто не находилось для них нужных слов.
Накануне собрания Совета он ощущал себя, как неопытный боец в ночь перед решающей битвой. Фергус знал, что бой предстоял нешуточный — вопросов, требующих немедленного решения, накопилось слишком много, и просители только и ждали, когда он даст слабину и согласится на их условия, лишь бы не продолжать пустые споры. Но для Императора слабость была недопустимой роскошью, и Фергус готов был перед зеркалом репетировать то, как он будет говорить «Нет».
Главу имперской разведки молодой Император принимал в Малом кабинете — комнате с единственным узким высоким окном, защищенной всеми возможными чарами от подслушивания и подглядывания. На таких предосторожностях настаивал сам Ваттье, и Фергусу иногда казалось, что старый шпион даже поздравления с днем рождения или беседы о погоде вел в такой же обстановке.
Он явился ровно в назначенное время — ни минутой позже, и Фергус, не поднимаясь из-за стола, за которым провел целую четверть часа, бессмысленно вглядываясь в подготовленные к Совету донесения, пригласил его сесть напротив.
Он знал Ваттье де Ридо буквально всю свою жизнь. Тот был правой рукой, глазами и ушами отца, и на их встречах Фергус начал присутствовать, едва научился понимать человеческую речь, пусть и не улавливал часто смысла произносимых слов. Де Ридо был такой же неотъемлемой частью Империи, как черный стяг с золотым Солнцем, и о его вечном присутствии где-то рядом можно было забыть так же легко, как о том, что знамя развевается у тебя над головой. По виду шпиона сложно было предположить, сколько ему лет, хоть Фергус и знал, что он ненамного моложе ушедшего на покой Императора. В отличие от своего прежнего господина, Ваттье де Ридо отходить от дел не спешил, и Фергусу иногда представлялось, что тот останется на своей должности, пока существует Империя, и такой расклад молодого правителя вполне устраивал.
Ваттье поприветствовал Фергуса коротким учтивым поклоном, потом все же уселся на предложенный стул — прямой, как рыцарская алебарда. Его быстрый внимательный взгляд пробежался по комнате, задержался на задернутых шторах на окне — будто шпион опасался, что за ними притаился невидимый враг, а кабинет был полон подслушивающих артефактов. Фергус терпеливо ждал, пока де Ридо заговорит, и тот, помедлив еще минуту, наконец едва заметно кивнул — помещение прошло проверку и подходило для важного разговора — иначе — Фергус в этом не сомневался — Ваттье настоял бы на беседе на вершине смотровой башни или в глубоком подвале, до куда точно не долетели бы звуки внешнего мира.
— Вам, должно быть, известно, Ваше Величество, — начал шпион без лишних вступлений, — с каким прошением сегодня намерена обратиться к вам на Совете представительница чародейского сообщества?
Фергус устало кивнул. Этот вопрос обсуждался уже много недель — чародеи требовали больших свобод для своей деятельности, настаивали на создании собственной организации, выведенной из состава государственных органов и неподотчетных Имперской Канцелярии, а также — просили утвердить их право перемещаться за пределы Империи без надлежащего документального сопровождения. Фергус продолжал настаивать, что подобным правилам подчиняются все государственные органы и чиновники, которыми, по сути, и являлись чародеи — вести свободную деятельность без получения лицензии им запрещалось, а наличие лицензии — по сути, магического контракта, который ни одна из сторон не могла нарушить — означало автоматическое подчинение общим законам. Император уже устал напоминать чародеям, что сделано это было в интересах нильфгаардского народа, для которого существование привилегированной и вместе с тем могущественной общности в рамках государства было недопустимо и могло казаться опасным. Чародеи же в ответ говорили, что подобный контроль мешает развитию науки и магии, и Нильфгаард, следуя подобным законам, рисковал безнадежно отстать от всего остального мира. Дилемма до сих пор оставалась неразрешимой.
— До меня дошли сведения, что в случае вашего отказа, который непременно последует, они планируют серию диверсионных действий, направленных против репутации и даже жизни Вашего Величества, — продолжал Ваттье ровно — так, словно рассуждал о том, что погоды нынче стояли дождливые. Фергус нахмурился. Он привык жить, оглядываясь, всегда зная, что на него могут совершить покушение — однако после того случая в Боклере, когда он и впрямь едва не умер, реальная опасность его жизни ни разу не угрожала — Император предполагал, что в этом была несомненная заслуга де Ридо и его людей.
— И что вы планируете предпринять на этот счет? — деловито спросил Фергус. Он был готов к новым мерам безопасности, даже невзирая на грядущее возвращение Иана в его жизнь. Ваттье де Ридо можно было доверить любую, даже такую скандальную тайну, и, защищая Императора, он обеспечил бы безопасность и тем, с кем тот был связан.