По телу Каролины пробежал неприятный холодок. Ей вспомнилось самое ужасное. Простившись в тот вечер с Томасом, она побрела через сад к дому. Ей навстречу из темноты опять вышел Рудольф. По всей вероятности, он специально ее поджидал.
Было темно, и Каролина не видела выражения его лица, поэтому не могла понять, что у него на уме, и не знала, как быть. Совершенно неожиданно молодой человек обхватил ее за талию и привлек к себе — требовательно и властно. И принялся жадно целовать в губы. Впоследствии ей было невероятно стыдно об этом вспоминать, но она с готовностью ответила на его поцелуй и даже не пыталась сопротивляться, напротив, прижалась к нему, как металлическая гайка к магниту. Он стал нахально гладить ее упругую грудь, а потом вдруг с силой оттолкнул от себя и злобно рассмеялся.
— Кто бы мог подумать? У Каролины любовь с сыном плотника, — пренебрежительно бросил он. — И мне успевала глазки строить, да еще как! Признаться, я воспринимал это как невинные попытки неискушенной девушки привлечь к себе внимание предмета обожания. Каким же я был болваном! Как выяснилось, ты в любовных делах давно не новичок. Гулящая девка…
Его чудовищные высказывания буквально впечатались в память Каролины, и, как потом она ни старалась, так и не смогла забыть их.
По сей день жили в ее душе порожденные ими горечь и обида. Утешало одно — воспоминание о том, как она, несмотря на то, что была юной и несмелой, влепила тогда оскорбителю звонкую пощечину.
После того случая она до конца своего пребывания у Бауэров избегала встреч с Рудольфом. А когда все же виделась с ним за столом или случайно во дворе, он испепелял ее презрительным взглядом. У нее сердце рвалось на части. Лишь вернувшись домой, она с облегчением вздохнула. И дала себе слово больше никогда не ездить в Австрию.
— Так мне можно сесть? — с едва уловимой иронией спросил Рудольф.
— Да, да, конечно, — протараторила Каролина, упрекая себя за столь нелепое поведение. Ей все еще было трудно поверить, что они встретились именно здесь, в Лас Пальмасе.
— В последний раз мы виделись на похоронах мамы, я прав? — спросил Рудольф, усаживаясь напротив Каролины.
— Прав, — ответила она вежливо и спокойно, наконец-то утихомирив разбушевавшиеся эмоции.
Вспоминать об их последней встрече тоже не очень хотелось. Эрна умерла шесть лет назад, когда Каролине было девятнадцать. Мать уговорила ее поехать на похороны вместе с ней. Рудольф тяжело переживал смерть Эрны, выглядел осунувшимся и похудевшим. В сторону Каролины долго не смотрел, а когда все же удостоил ее внимания, опять выразил всем своим видом презрение и злобу. Красавица Марта все еще была его невестой и, естественно, тоже присутствовала на похоронах…
Сейчас же Рудольф, словно и не было между ними размолвки, довольно улыбнулся. Так улыбаются друг другу старые друзья. Но Каролина почувствовала в этой улыбке что-то настораживающее, неискреннее.
Хищник вновь начал охоту на недобитую жертву, мрачно подумала она. Но вслух произнесла совсем другое:
— Никак не ожидала встретить здесь тебя, Рудольф! Думала, ты все еще живешь в Инсбруке.
— Мой отец продолжает жить именно там. А я уже большой мальчик, и у меня теперь совсем другая жизнь, вот так, Каролина, — протяжно проговорил он по-английски с легким немецким акцентом.
Она всегда обожала его слушать.
Этот человек даже в юношеские годы не походил на смазливых мальчишек из журналов мод. Его лицо было несколько худовато, а нос крупноват, но все в этом лице говорило о мужественности и силе — и волевой, квадратный подбородок, и четко очерченные скулы, и проницательный, серьезный взгляд. От него веяло какой-то мощью, надежностью, к его мускулистой груди всегда хотелось прижаться. С годами он стал еще привлекательнее.
По коже Каролины побежали мурашки.
— Полагаю, ты по окончании университета тоже уехала от родителей? — спросил Рудольф беспечным тоном, будто лишь из желания поддержать разговор. — Отец часто тебя вспоминает. Было бы здорово, если б когда-нибудь ты опять приехала к нам в Австрию. — Он протянул руку и мягко опустил ее на кисть Каролины. В этот момент ей показалось, что она коснулась горячего угля — настолько жгучим и ошеломляющим было то, что она почувствовала.
Было бы здорово! — эхом отдались в ее голове слова Рудольфа. Он, должно быть, издевается надо мной! Если бы я появилась у них еще хоть раз, этот парень уничтожил бы меня своим презрением.
На протяжении нескольких лет она пыталась уверить себя, что ненавидит Рудольфа Бауэра, а сейчас сознавала, что только напрасно теряла время — от одного прикосновения его руки ей хотелось заплакать от радости.