Сенедра и ее подруги расположились на камнях у берега и разговаривали вполголоса. Лицо Сенедры снова подернулось печалью.
- У тебя все хорошо? - спросил Гарион, подойдя к женщинам.
- Да, - ответила она. - Вот сидим, беседуем.
Гарион взглянул на нее и хотел было что-то сказать, но воздержался, а вместо этого спросил:
- Ты Эрранда не видела?
- Нет. А разве он не в доме?
Он покачал головой.
- Думаю, пошел посмотреть здешние места. Тетушка Пол попросила меня разыскать его.
Одна из женщин что-то прошептала на ухо Сенедре.
- Саба говорит, что встретила его, идя сюда, он шел по главной галерее. Это было с час назад, - сообщила ему Сенедра.
- А где это? - спросил он.
- Вон там. - Сенедра показала ему на проход в стене пещеры.
Он кивнул.
- Тебе не холодно?
- Все прекрасно, Гарион.
- Я скоро вернусь.
Он направился в проход, на который ему указала Сенедра. Ему не хотелось оставлять Сенедру, но он боялся сказать что-нибудь не то и вновь вернуть ее в состояние мрачной депрессии. Эта боязнь почти лишала его всякого желания говорить. Чисто физическое заболевание - одно дело, душевное же расстройство - это нечто совсем иное, пугающее.
Галерея, в которую он вошел, как и все пещеры и переходы между ними, где проводили свою жизнь улги, была освещена слабым фосфоресцирующим светом.
Каморки по обеим сторонам галереи отличались исключительной чистотой. Он видел целые семьи, завтракавшие за каменными столами, явно не обращая внимания на то, что они открыты любопытным взорам всякого прохожего.
Поскольку редкий из улгов говорил на языке Гариона, то нечего было и пытаться спрашивать их, не проходил ли Эрранд, и король вскоре понял, что слоняется почти бесцельно, лишь надеясь, что случай сведет его с другом. Дойдя до конца галереи, он очутился в огромной пещере, откуда вырубленная в скалах лестница уводила вниз, в сумрак.
Эрранд мог пойти обратным путем, чтобы взглянуть на свою лошадь, подумалось Гариону, но что-то подсказало ему, что не стоит двигаться по этому широкому уступу, спиралью опускающемуся по краю провала, а следует свернуть в сторону. Он прошел не более нескольких сотен ярдов, как услышал отдаленные голоса, доносившиеся из пасти темной галереи, зияющей между скалами.
Многократно отражающееся эхо мешало различить слова, но Гариону показалось, будто он слышит голос Эрранда. Он устремился в темную галерею, ориентируясь только на звук.
Поначалу в галерее было темно, поскольку ею не пользовались, и Гарион шел на ощупь, касаясь рукой грубой поверхности скальной стены, но, повернув за угол, он увидел идущий откуда-то спереди свет - странное немигающее белое излучение, не похожее на привычное зеленоватое фосфоресцирующее сияние пещер и переходов этого сумрачного мира. Коридор вдруг резко свернул влево, и Гарион увидел Эрранда, разговаривающего с высоким человеком в белой одежде. Глаза ривского короля расширились от неожиданности: свет исходил от этого человека.
Гарион почувствовал трепет от присутствия неземного существа.
Излучавший сияние, не оборачиваясь, пригласил спокойным, тихим голосом:
- Бельгарион, присоединяйся к нам.
Гарион почувствовал, что дрожит, и беспрекословно подчинился незнакомцу.
Потом фигура в белом обернулась к нему: на Бельгариона смотрело неподвластное времени лицо самого Ула.
- Я наставляю молодого Эрионда относительно той задачи, которая предстоит ему, - произнес отец богов.
- Эрионда?
- Да, Эрионд - это его имя, Бельгарион. Пора ему отказаться от детского имени и пользоваться своим настоящим. Как ты носил простое имя Гарион, так и он прикрывался этим Эррандом. Есть в этом своя мудрость, ибо подлинное имя человека, которому предстоят большие дела, может зачастую до поры до времени представлять для его владельца опасность.
- А хорошее имя, правда, Бельгарион? - с гордостью спросил Эрионд.
- Прекрасное, Эрионд, - согласился Гарион.
Шар на рукояти большого Ривского меча в ножнах, висевшего за спиной у Бельгариона, засиял голубым в ответ на безукоризненно белое сияние Ула, и бог кивнул, заметив этот жест Шара.
- Задача стоит перед каждым из вас, - продолжал Ул, - и перед всеми, кто вас сопровождает. Все эти задачи должны быть выполнены до того, как состоится новая схватка Дитя Света и Дитя Тьмы.
- Пожалуйста, скажи мне, святой Ул, - обратился к богу Гарион, - как там с моим сыном?
- Он жив и здоров, Бельгарион. Тот, кто удерживает малыша, заботится о нем, и в настоящий момент ему ничто не угрожает.
- Благодарю тебя, - с искренней признательностью промолвил Бельгарион, потом приосанился и спросил: - в чем состоит моя задача?
- Твоя задача, Бельгарион, уже открыта тебе келльской прорицательницей. Ты должен перекрыть Зандрамас путь к Сардиону, потому что если Дитя Тьмы доберется вместе с твоим сыном до этого страшного камня, то на заключительном поединке Тьма одержит верх.
Гарион напрягся, прежде чем задать последний вопрос, потому что боялся ответа, и наконец выпалил его:
- В Ашабских пророчествах сказано, что Владыка Тьмы придет снова. Означает ли это, что Торак возродится и мне предстоит снова вступать с ним в поединок?
- Нет, Бельгарион, мой сын не вернется. Твой пламенный меч лишил его жизни, его больше нет. На новой встрече враг будет более опасным. Дух, который вселился в Торака, нашел новый сосуд. Торак был далек от совершенства, ему не хватало гордости. Тот, кто станет на его место - если тебе не удастся выполнить свою роль, - окажется непобедимым. И никакой меч - ни твой, ни все мечи этого мира - будет не в состоянии поспорить с ним.
- Значит, придется сразиться с Зандрамас, - с горечью произнес Гарион. - У меня для этого есть веская причина.
- Поединок между Дитя Света и Дитя Тьмы - это не ваша с Зандрамас встреча, - сказал Ул.
- Но ведь Зандрамас Дитя Тьмы, - возразил Гарион.