И самое ужасное – как объяснить ей, что в Консилиуме те же сиу вовсе не презренные нелюди и смертельные враги, а друзья и коллеги, к которым требуется относиться соответственно?
Раньше, когда ломка заканчивалась, он просто давал себе волю и радовался жизни, но на сей раз знахарь взвалил на него тяжелейшее бремя – и отнюдь не по неведению, – чем испортил все удовольствие.
И все же без нее ему было тоскливо, он хотел ее общества, он хотел ее саму. Он до поздней ночи просиживал на пороге в окружении деревьев и звезд, пытаясь найти какой-то выход, и в один из таких вечеров его посетил незваный гость.
Обернувшись на слабый шорох. Козодой почти сразу увидел черный силуэт, резко выделяющийся даже в такой темноте.
Поняв, что обнаружен. Вал неторопливо и уверенно скользнул в круг света, образованный угасающим костром.
Он был огромен, не менее двух метров в высоту, – грубое подобие человека из блестящего иссиня-черного материала. Вместо лица – застывшая маска с двумя трапецеидальными прорезями, в которых угадывался обсидианово-черный блеск глаз. Он двигался легко, с кошачьей грацией, казалось бы, невозможной у такого огромного создания.
– Добрый вечер, – произнес Вал приятным женским голосом, с совершенно человеческими интонациями. Он говорил по-хайакутски, но не из-за уважения к собеседнику, а чтобы дать понять, что мог свободно подслушать все, о чем говорили Козодой и старый знахарь. Женский голос, столь странно звучащий в устах механизма, доказывал, что его миссия не связана непосредственно с Козодоем, но почему-то эта мысль не приносила особенного успокоения.
– И тебе добрый вечер, – ответил Козодой, стараясь, чтобы внезапная сухость во рту не отразилась на его речи. – Могу ли я спросить, что привело тебя к моему костру?
– Обычное дело. Ты здесь единственный чужак на данный момент и на много дней вперед, и поэтому ты представляешь собой некий.., скажем так, центр притяжения.
– Ты ищешь кого-то из тех, с кем я работал?
– Нет. Ее имя Кармелита Менделес Монтойя.
– Испанка?
– Нет. Карибеанка.
Для Козодоя это было почти одно и то же. Кстати, на Карибских островах были образованы новые сообщества на основе существовавших там культур. Коренное население островов попросту не дожило до этого времени, так что восстанавливать там было нечего.
– Откуда здесь взяться карибеанке? Вал перешел на классический английский, но голос его по-прежнему остался женским.
– Она бежала. Это обширная и пустынная земля, где очень легко затеряться. Обломки ее скиммера были обнаружены со спутника две недели назад. К несчастью, до меня там уже успели побывать все, кому не лень, от любопытных индейцев до многочисленных стад бизонов. Потом я обнаружил некоторые признаки того, что она двигается в этом направлении. Выйти она не может: эта территория сенсибилизирована – однако она уже продержалась намного дольше, чем я предполагал. Впрочем, этот район малонаселен и постоянно наблюдается. До сих пор она избегала любых контактов, но по моим расчетам ее запас продовольствия на исходе, и скоро ей придется либо просить о помощи, либо умирать с голоду.
– И ты считаешь вероятным кандидатом меня. Но почему? И что она такого сделала? – Козодой тоже перешел на английский: это было сложнее, зато позволяло избежать излишней метафоричности.
– Ее проступок не имеет к тебе никакого отношения. И вообще – я только арестовываю. Я не осуждаю. Впрочем, в любом случае тебе лучше ничего не знать. Что касается твоего первого вопроса, то я рассуждал просто. Она чужая на этой земле, местные наречия ей незнакомы. Я практически уверен, что она видела, как приземлялся и взлетал твой скиммер, и, следовательно, сообразила, что ты – человек не из этих мест. Цивилизация твоего народа настолько отличается от ее собственной, что твои соплеменники представляются ей просто сборищем дикарей. Она не сомневается, что они откажут ей в помощи, если вообще не убьют ее и не съедят.
Такого нельзя было спустить даже Валу.
– Мой народ – люди древней и высокой культуры! Они могут убить, но только когда это необходимо, а людоедство им отвратительно!
– Я лично ни в чем не собирался обвинять твоих соплеменников. Прошу прощения, если мои слова тебя задели, но пойми, что в некотором смысле я – это она. Я всего лишь следую за ее мыслями.
Немного успокоившись. Козодой кивнул. Теперь ему еще меньше хотелось встречаться с таинственной беглянкой. Вал был совершенно прав. В его мозгу хранилась полная ментокопия Кармелиты Менделес Монтойя, давностью не более нескольких месяцев. Именно по этой причине предполагалось, что от Вала невозможно ускользнуть. И действительно, это удавалось очень и очень немногим.
– Выполняй свой долг, но я не желаю в этом участвовать, – тихо сказал Козодой. – Забирай ее отсюда, и поскорее. В отличие от некоторых я высоко ценю время, проведенное на земле моих предков, и твое вторжение меня не радует.
– Понимаю, но пойми и ты меня. Я здесь один. Во всей системе этой звезды таких, как я, всего трое. Я могу рассчитать вероятности, основываясь на доступной мне информации, но всегда существуют некие неизвестные переменные, которые я не в силах включить в расчет. Оставаться здесь бесконечно, обеспечивая сенсибилизацию этой территории, я тоже не в состоянии. Мне остается только попросить, чтобы ты, если она придет к тебе, успокоил ее, предоставил ей кров, а потом пришел бы в стойбище Четырех Семейств и нажал кнопку тревоги.
Козодой рассердился. Во-первых, ему пытались навязать роль предателя, что само по себе было унизительно, а во-вторых, когда незнакомку поймают, ее первым делом пошлют на считывание, и если кому-то не понравится, как он вел себя с ней, то следующим на очереди окажется он, Козодой.
– Я возмущен тем, в какое положение ты меня ставишь, – с достоинством сказал он. – Это моя земля, мой народ и мои обычаи. Здесь не Консилиумы и не Президиум территории хайакутов. Ни у нее, ни у тебя нет никаких прав. Но здесь и сейчас, на этой земле, я – хайакут и следую законам и обычаям хайакутов. Если она не представляет опасности для моего народа, я предложу ей пищу и кров, как предложил бы их любому чужестранцу, с миром пришедшему на мою землю. Если ты появишься в это время, ей придется пойти с тобой, но подменять тебя я не намерен. Особенно здесь.
Несколько мгновений неживой гигант хранил молчание.
– Что ж, это честно, – сказал он наконец. – Но я бы не советовал тебе пытаться узнать, как она здесь очутилась и почему ее разыскивают. Я не в силах проконтролировать ее, но каждая секунда в ее обществе подвергает тебя смертельному риску. Подумай об этом.
Я плохо осведомлен обо всех обычаях местных племен и народов, но сомневаюсь, чтобы хоть один из них требовал самоубийства во имя спасения незнакомца. Спокойной ночи.
Огромное создание повернулось и бесшумно растворилось в темноте. Козодой долго смотрел ему вслед; спать он пошел только через час.
"Да что ж это такое!" – с тоской подумал он, засыпая. Мир словно сговорился против него.
Молчаливый как смерть, Козодой уже больше часа ждал, застыв в оцепенении, и холодный предрассветный туман струился над ним. Он был настроен решительно. Сегодня, на четвертое утро после выздоровления, он собирался наконец добыть оленя.
Внезапно справа раздался шорох, и все чувства его мгновенно обострились. Он осторожно повернул голову и сперва ничего не увидел, но потом из тумана выплыли силуэты трех годовалых оленей, неспешно бредущих в поисках еды.
Медленно, на ощупь он наложил стрелу, наметил цель, натянул тетиву и вновь застыл, ожидая, пока олени подойдут поближе.
Ему повезло: ветер дул в его сторону. Бегущий с Козодоями перевел дыхание и слегка расслабил напряженные мышцы. Передний олень, словно почуяв что-то, на мгновение замер, но потом снова двинулся вперед, приближаясь к роковой точке.