Двое старших сыновей Агриппины были объявлены врагами государства, и их обоих заморили голодом, одного в 30, а другого в 33 году, но ее младший сын — Гай Юлий Цезарь (Калигула) остался жив. Более того, Калигула всегда был в фаворе у Тиберия и стал его преемником.
Став через четыре года после гибели матери императором, Калигула приказал отчеканить монеты с ее изображением. Сменивший Калигулу император Клавдий, женившись на ее дочери, также чеканил монеты с ее профилем, который хорошо передает образ этой властной, энергичной, уверенной в себе женщины.
Но все это было потом, а тогда, в период опалы, многие сенаторы, подозреваемые в сочувствии к Агриппине, были высланы из Рима или казнены. Значение сената резко упало.
13. ТИБЕРИЙ ОЖЕСТОЧАЕТСЯ. УСИЛЕНИЕ ЗНАЧЕНИЯ ПРЕТОРИАНСКОЙ ГВАРДИИ. ВОССТАНИЕ ТАКФАРИНАТА. ПРАВО НА ТРИУМФ СТАНОВИТСЯ ПРИВИЛЕГИЕЙ ИМПЕРАТОРА. ВОССТАНИЕ ФРАКИЙЦЕВ, А ТАКЖЕ ВОССТАНИЕ ЮЛИЯ ФЛОРА И ЮЛИЯ САКРОВИРА В ГАЛЛИИ. ЖЕЛЕЗНАЯ ВЫДЕРЖКА ТИБЕРИЯ И ЕГО РАВНОДУШИЕ К ЛЕСТИ
Вся знать жила в трепете за свою жизнь. Как пишет Корнелий Тацит, «неприветливый в обращении и большинству соприкасавшихся с ним внушавший страх», Тиберий держался законов и установленных порядков, и лишь после смерти Друза все пошло по-другому, причем «наиболее пагубным из всех бедствий, какие принесли с собой те времена, было то, что даже виднейшие из сенаторов не гнушались заниматься сочинением подлых доносов, одни — явно, многие тайно; и когда доходило до этого, не делалось никакого различия между посторонними и близкими, между друзьями и людьми незнакомыми, между тем, что случилось недавно, и тем, что стерлось в памяти за давностью лет; все, что говорилось на Форуме или в узком кругу на пиршестве, тотчас же подхватывалось и вменялось в вину, так как всякий спешил предвосхитить другого и обречь его на расправу, часть, чтобы спасти себя, большинство — как бы захваченные поветрием».
Несчастливая семейная жизнь и годы ссылки, когда он в любую минуту мог быть обвинен в государственной измене и казнен, не прошли бесследно и развили в Тиберии мрачность, умение лицемерить и излишнюю подозрительность, которая к концу его правления стала почти патологической.
Еще в 21–22 годах на окраине Рима был построен специальный военный лагерь («Castra Praetoria»), где Тиберий разместил преторианскую гвардию — личные войска принцепса. Теперь этот лагерь внушал страх. Сенат раболепствовал перед Тиберием, причем столь откровенно, что у того вошло в привычку, покидая здание сената, произносить по-гречески: «О люди, созданные для рабства!» При этом Тиберий, хотя и вынуждал сенаторов лебезить перед собой, был достаточно равнодушен к лести.
В империи постоянно вспыхивали различные восстания. В 17 году крупное восстание началось в Африке в провинции Нумидия. Его возглавил нумидиец Такфаринат, служивший ранее в римской армии. Долгое время римские полководцы, несмотря на отдельные успехи, не могли справиться с восставшими. Помимо всего прочего, это восстание интересно тем, что тогда слово «император» еще сохраняло значение почетного военного титула «полководец-победитель». Войско обычно провозглашало императором каждого полководца, одержавшего крупную победу, и полководец считался императором с момента признания волеизъявления солдат сенатом и до торжественного празднования триумфа в Риме. Одновременно могло быть несколько императоров, и это не давало им ничего, кроме почета. Октавиан Август в свое время разрешал нескольким своим полководцам носить такой титул. В 22 году в ходе подавления восстания Такфарината Тиберий разрешил воинам полководца Юния Блеза провозгласить того императором за победу в Африке, заявив, что дарует ему триумфальные знаки отличия в честь своего сотоварища Элия Сеяна, которому Юний Блез доводится дядей (хотя, как пишет Тацит, «деяния Блеза и без того были достойны этой награды»). Юний Блез стал последним из простых полководцев, удостоенных этого титула. С этого времени титул императора стал привилегией принцепса. В 24 году Такфаринат был окончательно разгромлен и погиб в битве с римским полководцем Корнелием Долабеллой, однако Корнелию Долабелле в триумфе было отказано.
Помимо восстания Такфарината в Африке, о котором говорилось выше, крупное восстание произошло в 21 году в зависимой от Рима и разделенной на два царства Фракии. Фракийцы были недовольны римским наместником, властвовавшим в то время в юго-западной Фракии, видя в нем «виновника своих бедствий», но еще более возмущались местным царем Реметалком Вторым, правившим в северо-западной Фракии, «оставлявшим неотмщенными обиды своих соплеменников». В конце концов несколько фракийских племен восстало, осадив Реметалка в его столице Филиппополе. Восставшие действовали отчаянно, но неорганизованно и разрозненно — каждое племя «во главе со своими вождями, среди которых ни один не превосходил остальных известностью и влиятельностью, что и было причиною, почему они не смогли сплотиться и повести войну крупными силами». Узнав о восстании, полководец Публий Веллий, командовавший ближайшим легионом римских войск, бросил на рассыпавшиеся по округе и занявшиеся грабежом отряды восставших вспомогательную конницу и когорты легковооруженных, а сам с основной частью пехоты ударил в тыл осаждавшим. Одновременно царь Реметалк ударил по восставшим, сделав вылазку из города. Восставшие, среди которых возникли раздоры, не смогли оказать существенного сопротивления и были разгромлены. Причем, несмотря на размах восстания, потери римлян были минимальны. Как пишет Тацит, «происшедшее не подобает даже назвать ни правильной битвою, ни сражением, — ведь кое-как вооруженные и разрозненные враги были перебиты без пролития нашей крови».
Значительно большую опасность представляло восстание племен треверов и эдуев в Галлии, вызванное непосильными налогами и возглавленное представителями местной знати — Юлием Флором у треверов и Юлием Сакровиром у эдуев. К восстанию примкнули и некоторые другие племена. Восставшие захватили несколько городов и перебили там римских купцов. На подавление восстания пришлось бросить не только все римские силы в Галлии, но привлечь войска легата Нижней Германии. Юлий Флор, к которому помимо треверов примкнули еще и белги, попытался прорваться в Арденны и укрепиться в непроходимых горах, однако был разгромлен подоспевшим отрядом римской конницы, набранной из таких же, как он, галлов, возглавляемой его соплеменником, «и поэтому с особенным пылом выполнявшим свое поручение». Потерпев поражение, Юлий Флор попытался скрыться, но покончил с собой, настигнутый погоней. Юлий Сакровир действовал более успешно. Он сумел захватить крупный город Августодун (ныне город Отен во Франции), привлечь к себе молодежь и собрать под свои знамена до 40 тысяч человек, причем, как пишет Тацит, «численность этих полчищ непрерывно росла и благодаря притоку проникнутых тем же рвением из еще не примкнувших к восстанию племен, и вследствие соперничества между римскими военачальниками, спорившими о том, кому из них возглавлять руководство военными действиями». В конце концов общее командование римскими войсками возглавил бывший консул Гай Силий. В битве неподалеку от Августодуна ему удалось наголову разгромить восставших, среди которых лишь пятая часть имела оружие римского образца, а остальные были вооружены чем попало. После поражения Сакровир и его ближайшие соратники покончили с собой, а восстание прекратилось. Галлия находилась сравнительно близко от Рима, и многие римляне в эти дни опасались вторжения мятежников, численность которых достигла нескольких десятков тысяч, а по слухам, и еще большего числа людей. Однако Тиберий сохранял невозмутимость и ничем не нарушил привычного образа жизни, поручив подавление восстания своим военачальникам, он сообщил об этом восстании сенату лишь после того, как оно было подавлено, причем заявил, что принцепсу нет нужды немедленно отправляться туда, где посмеют взбунтоваться два-три племени, но теперь он выедет в Галлию, чтобы на месте ознакомиться с положением и навести порядок. Сенаторы тут же постановили дать обеты ради его благополучного возвращения, что было делом обычным, а сенатор Корнелий Долабелла решил превзойти в лести всех и «предложил назначить Тиберию, которому предстояло прибыть из близлежащей Кампании, овацию при въезде в Рим». Сенаторы такое предложение, конечно же, одобрили, но Тиберий, получив сообщение об этом, тут же подчеркнул их ничтожность, ответив им в письме, что «не так уж бесславен, чтобы после покорения стольких неукротимых народов, стольких отпразднованных в молодости триумфов и стольких, от которых он отказался, добиваться уже в пожилом возрасте необоснованной награды за загородную поездку».