Дела на Востоке были улажены быстро и успешно, но в это время разногласия Германика с наместником Сирии Пизоном усилились. Пизон не выполнил приказа Германика прибыть с частью легионов в Армению или прислать с ними своего сына. По возвращении Германика в Сирию Пизон и Германик встретились в лагере десятого легиона и Пизон принес за это свои извинения, «в которых, однако, чувствовалось упорство и своеволие: и они разошлись с открытой обоюдной ненавистью».
В 18 году Германик предпринял длительную поездку в Египет. Целью его поездки было объявлено отчасти ознакомление с египетскими древностями, а отчасти необходимость улучшить управление провинцией. В ходе своего визита Германик приказал открыть государственные хлебные склады, что снизило цены на хлеб и принесло ему симпатии простого народа. Египет был населен в то время в основном эллинизированным населением, и Германик повсюду ходил в греческой одежде и без воинской стражи, что также импонировало местным грекам.
Тиберий, узнав о поездке Германика, очень обеспокоился и в письме, слегка попеняв Германику за одежду, «суровейшим образом отчитал его за то, что тот отправился в Египет без специального разрешения» (еще Октавиан Август, объявив Египет императорской провинцией, тайно запретил сенаторам и занимавшим ответственные посты всадникам посещать Египет без разрешения. Это было вызвано элементарной предосторожностью, так как из Египта в Италию поступала основная масса зерна и мятеж в Египте мог повлечь за собой голод в Риме).
Германик, не зная еще, что Тиберий не одобрил его поездку, проплыл на корабле по Нилу и посетил развалины древней столицы Египта — города Фивы, причем приказал прочитать египетские надписи на развалинах. Старые жрецы в то время еще могли это сделать, и Германик был поражен сведениями о том, какой мощью обладал Египет, какие страны ему покорялись и сколько разнообразной продукции производили древние египтяне, от царства которых остались лишь руины. Известно, что Германик посетил и еще одну тогдашнюю достопримечательность Египта — вытесанное из камня изображение Мемнона, издающее утром, когда его касались первые лучи солнца, громкий звук, похожий на человеческий голос.
Сейчас трудно сказать, хотел ли Германик просто посмотреть на египетские диковинки или под видом осмотра египетских древностей налаживал связи с местными чиновниками и рассматривал возможность мятежа. Его поездка в Египет могла быть вызвана и тем, что он, как приемный сын Тиберия, мог не предполагать, что и ему необходимо разрешение на посещение Египта, а мог и специально изобразить неведение, если имел намерение побороться за власть.
В 19 году Германик возвратился в Сирию и по возвращении узнал, «что все его распоряжения, касавшиеся войск и городов, или отменены, или заменены противоположными». Его отношения с Пизоном стали еще более натянутыми, и они осыпали друг друга упреками.
Надо сказать, что вряд ли Пизон осмелился бы вести себя подобным образом, не получив соответствующих указаний от Тиберия. Пизон попал в непростое положение и решил удалиться из Сирии. В это время Германик внезапно заболел. Болезнь Германика началась после пира у Пизона, и Германик решил, что его отравили.
Сейчас уже нельзя выяснить, был ли Германик действительно отравлен или его настигла болезнь. На пиру вместе с сидевшим рядом с ним Пизоном было еще много других приглашенных и их слуг, за каждым, таким образом, наблюдали десятки глаз, и подсыпать что-то незаметно было невозможно. Каждое блюдо, подаваемое Германику, пробовал и его специально отвечавший за это слуга. Тем не менее его могли отравить медленно действующим ядом, во всяком случае, сам он считал именно так. Одно время казалось, что Германик выздоравливает, но затем ему вновь стало хуже. Уверенный, что виновник отравления Пизон, Германик официально отказал ему в дружбе и доверии. Перед смертью Германик просил сообщить обо всем Тиберию, а также подать в сенат жалобу и воззвать к правосудию. Его друзья поклялись ему, что скорее умрут, чем «пренебрегут отмщением».
Жену Германик, наоборот, просил, чтобы та, «чтя его память и ради их общих детей, смирила заносчивость, склонилась пред злобной судьбой и, вернувшись в Рим, не раздражала более сильных, соревнуясь с ними в могуществе».
10 октября 19 года Германик умер в Эпидафне, пригороде Антиохии, где была его загородная резиденция. Ему было тогда около 34 лет. Смерть Германика стала одной из тайн римской истории — Пизон был вызван в Рим и уличен во многих проступках, после чего покончил с собой, однако и в своей предсмертной записке он клялся, что не причастен к гибели Германика.
Германик был кремирован в Антиохии, а урна с его прахом в конце марта 20 года доставлена в Рим и там торжественно погребена в мавзолее Августа. С 9 декабря 19 года, когда в Риме узнали о гибели Германика, сенат объявил общенародный траур, длившийся по апрель 20 года (шестимесячный траур исчислялся с момента гибели Германика). Как пишет Корнелий Тацит, «для Германика были придуманы почести, какие только могла внушить каждому в меру его изобретательности любовь к умершему, и сенат постановил следующее: чтобы имя Германика провозглашалось в песнопении салиев (жреческие коллегии из патрициев, заботившиеся об отправлении культа Марса и исполнявшие во время праздников в честь бога войны Марса военные пляски и торжественные песнопения); чтобы всюду, где отведены места для жрецов августалов, были установлены курульные кресла Германика с дубовыми венками над ними; чтобы перед началом цирковых зрелищ было проносимо его изображение из слоновой кости; чтобы фламины или авгуры, выдвигаемые на его место, избирались только из рода Юлиев. К этому были добавлены триумфальные арки в Риме, на берегу Рейна и на сирийской горе Амане с надписями, оповещавшими о его деяниях и о том, что он отдал жизнь за отечество; гробница в Антиохии, где его тело подверглось сожжению, и траурный постамент в Эпидафне, где он скончался». Сословие всадников присвоило имя Германика одному из секторов амфитеатра. В честь Германика в различных местах было воздвигнуто бесчисленное множество статуй. Единственной почестью, предложенной в честь Германика, которую отверг император Тиберий, было предложение поместить среди находившихся в библиотеке Палатинского дворца изображений наиболее прославленных писателей и ораторов Рима большой золотой щит с изображением Германика, превышающий все остальные. Тиберий решительно заявил, что посвятит Германику щит такой же и того же размера, что и остальные, возразив переусердствовавшим льстецам, что «красноречие оценивается не по высокому положению в государстве».
В дальнейшем многие авторы, особенно жившие после времени правления Тиберия, упрекали Тиберия в том, что тот организовал похороны Германика недостаточно пышно, но факты свидетельствуют об обратном, а упреки были вызваны скорее всего желанием очернить самого Тиберия, который имел немало врагов. Правда, большой ’ загадкой похорон Германика было то, что на них не присутствовали ни Тиберий, ни его мать Ливия — бабка Германика, ни даже родная мать Германика — Антония Младшая. Причины этого совершенно непонятны.
Со временем значительная часть римских историков стала идеализировать образ Германика, но он действительно был одним из самых выдающихся полководцев Рима.
Семья Германика пользовалась почетом и уважением, однако история ее чрезвычайно трагична. К детям Германика Тиберий долгое время относился как к родным внукам. Так, после смерти в 23 году своего родного сына Друза Младшего Тиберий вывел перед сенатом старших сыновей Германика и, взяв их за руки, сказал: «Отцы сенаторы, после того как они лишились родителя, я поручил их попечению дяди и попросил его, чтобы, имея своих собственных детей, он лелеял и этих не иначе, чем кровных отпрысков, возвысил и воспитал на радость себе и потомству; и теперь, когда смерть похитила Друза, я умоляю и заклинаю вас перед богами и родиной: примите под свое покровительство правнуков Августа, потомков славнейших предков, руководите ими, выполните свой и мой долг». Но через несколько лет отношение Тиберия к ним изменилось. Жена Германика, Агриппина Старшая, после смерти мужа вела себя все более заносчиво и явно претендовала на большую власть, ее отношения с императором обострялись. Наконец дело дошло до того, что Тиберий произнес в ее адрес греческий стих: «Ты, дочка, считаешь оскорбленьем, что не царствуешь?» — и после этого больше не удостаивал ее разговором.