Почему-то сейчас, в джинсах и бюстгальтере, я чувствовала себя куда более голой перед Кириллом, чем когда ужинала с ним без единой нитки на теле.
И, хуже всего, я всё ещё не хотела останавливаться.
Кирилл завёл руки мне за спину, прижимая к себе, вынуждая запрокинуть лицо.
— Если я сейчас тебя поцелую, — прошептал он, — я не остановлюсь.
— Тогда не целуй, — прошептала я, не отрывая от него взгляда.
Он обнял кончик моего носа губами.
— Моя пленница.
Кирилл не стал целовать меня. Вместо этого его губы скользнули по моему подбородку вниз, и жадный рот приник к ямке в основании шеи. Пульс забился так быстро, что я вцепилась пальцами в края шкафчика, сдерживая стон.
А потом всё-таки не сдержалась. Потому что медленная, агонизирующе медленная цепочка поцелуев спустилась к груди, на кружевную ткань легли мужские ладони, и я сглотнула, сама не зная, чего ждала.
Горячий рот на моей груди, пальцы, скользящие под косточками лифчика, ласкающие кожу. Дыхание — прерывистое, неровное. Жар мужского тела совсем близко, и я наконец-то не выдержала: я потянулась к Кириллу, и руки сами легли на широкие плечи, сжали ткань футболки, желая сорвать, потому что всё, что он делал сейчас с моей грудью, было так бесстыдно и прекрасно, что я хотела, желала, надеялась на большее.
Горячие ладони скользнули вверх по моей спине, по лопаткам, и это прикосновение было изумительно. Когда от каждого движения руки поёт всё тело, это… это словно первая влюблённость, словно апрельский дождь, словно…
Словно ты сидишь на шкафчике с посудомоечной машиной полуголая и изо всех сил мечтаешь, чтобы стать голой. Чтобы эти руки сорвали с тебя одежду и сделали всё, что им заблагорассудится. И…
… И не останавливались.
Щёлкнула застёжка, и ладони Кирилла обхватили мои плечи, медленно снимая лифчик. Я подавила мгновенный порыв стыдливости: прикрывать грудь сейчас казалось совершенно лишним, правда? Не после того, что губы и язык Кирилла только что делали с ней, едва прикрытой кружевом.
— Кирилл, — шепнула я. — Пошли наверх.
— Сейчас, — прошептал он в ответ, берясь за молнию моих джинсов. — Здесь.
Здесь так здесь. В эту секунду меня устраивало всё.
— Хочу надеть на тебя твой новый свитер и больше ничего, — прошептал он. Губы скользнули по мочке уха. — А потом содрать даже его и не выпускать тебя, голую, из рук, пока ты не охрипнешь от стонов.
А потом он улетит, мелькнуло в голове, а я останусь лежать на ковре. Одна. В разодранном свитере.
Я упрямо мотнула головой. Моему разгорячённому телу не нужна была эта мысль. Я хотела Кирилла, я, кажется, по-настоящему его хотела. Не просто заняться сексом, потому что «а почему нет?», а потому, что без него я просто не могла. Без его плеч, без его рук, без его губ, без слов, что шептали эти губы.
Неужели такое может быть каждый день? Всю жизнь?
Но не у тебя, Лира. Не у тебя.
Я отвернула разгорячённое лицо от Кирилла. Магия развеялась.
— Отпусти меня, пожалуйста, — тихо прошептала я.
— Ежонок…
— Мне нужно идти писать.
Кирилл посторонился, и я спрыгнула на пол, собирая вещи и моргая, потому что в глаз что-то попало. Уж точно не слёзы.
— Я обещал тебе лыжи, — негромко сказал Кирилл.
Я не обернулась.
— Завтра. Или никогда. У меня много работы.
Я не видела, смотрел ли он мне вслед. Кажется, нет. С чего бы?
Глава 20
В первый час за новым ноутбуком всё валилось из рук, пока я не вспомнила совет, который сам Кирилл же мне и дал.
Когда не пишется, пиши про секс. Про чистый, незапланированный, невероятный, эмоциональный секс.
Я глубоко вздохнула. Меня всё ещё потряхивало, и безумно хотелось закончить начатое. Держу пари, после головокружительного секса я бы писала в три раза лучше. Может, наплевать на всё, лечь к Кириллу в постель и все эти восемь дней набрасываться друг на друга при каждой возможности? Гормоны зашкалят, я напишу блестяще, Кирилл проникнется, возьмёт у меня ещё один роман, мы останемся вместе ещё на какое-то время…
Кажется, у кого-то пошла кругом голова. Лира, подруга, даже если он попробовал твою нежную грудь на вкус и попробует кое-что ещё, это не изменит ничего от слова ничего. Просто потом будет больнее.
Я сделала ещё один глубокий вдох. Досчитала до трёх.