Моя кожа горела; я дышала часто и неровно. Обе туфли слетели вниз, на пол, и я даже не поняла, когда. Капля воды из растаявшего льда спустилась в пупок: это ужасно заводило, и когда Кирилл быстрым движением взялся за мою юбку, задирая её гармошкой вверх почти до талии, у меня не было сил протестовать.
А потом я судорожно сглотнула, почувствовав его губы на внутренней стороне бедра.
Я едва могла дышать. Если бы клавиши рояля были открыты, мои пальцы судорожно бы били по ним, соединяя одинокие ноты в мелодию. Каждое прикосновение и было мелодией — нежной, яркой, совершенной. Незнакомой. Мои щёки горели: никто никогда не целовал меня — так.
Кирилл не торопился. Его пальцы отогнули боковой край белья, и кончик языка скользнул туда, дразнящий и горячий. Чуть приспустили трусики, и я почувствовала внизу горячее дыхание. Нежные, медленные, глубокие поцелуи, и кружевная ткань медленно отступала, оставляя меня совершенно не прикрытой.
Я лишилась трусиков просто и обыденно: они соскользнули до колен — и упали на пол. Я прерывисто вздохнула — и ощутила горячее прикосновение языка внутри.
Труднее всего было не кричать и не стонать так громко. Всё тело пылало, я не знала, за что уцепиться, каждое движение было невозможно сладким, и я начала ощущать то, что, кажется…
… Не ощущала никогда раньше.
Когда шумит в голове, и хочется бессвязно лепетать, умоляя, чтобы он только не останавливался, когда каждая дразнящая ласка — повод просить большего и большего, ноги разведены в стороны и дрожат, потому что тело тебе больше не подчиняется, и ты с каждым движением соскальзываешь в пропасть, и только его рот, алчный, жадный и умелый, удерживает тебя от падения и одновременно приглашает в бездну, а ты боишься, боишься упасть, потому что никогда раньше не падала…
— Не сдерживайся, ежонок, — прошептал Кирилл. — Не бойся. Ты со мной.
Он приподнял меня, обхватил ладонями, потянул на себя, сжимая мои бёдра жадно, голодно — и я, раскинув руки, наконец упала. По телу яркой вспышкой прошла сладкая судорога — и наступило расслабление.
Кажется, на некоторое время я перестала дышать вообще. Когда я пришла в себя, тяжело дыша, Кирилл гладил меня по волосам, тихо посмеиваясь.
— Одеваться и спускаться будем? — поинтересовался он. — Или выкрасть тебя через окно?
Я провела по лбу дрожащей ладонью.
— Не надо, — прошептала я. — Сейчас оденусь.
Кирилл мягким движением вернул бретельку лифчика на плечо.
— Я помогу.
Наверное, вот сейчас было самое время сделаться недотрогой, резко бросить: «не нужно», зажаться и холодно молчать. Или поцеловать, признаться в любви и поинтересоваться, как мы назовём нашего первенца.
Вместо этого я медленно села, застёгивая блузку, и посмотрела в глаза Кириллу.
— Я вот думаю, — тихо сказала я, — разве у тебя не было шанса научить меня есть устрицы за эти четыре дня и четыре ночи? По-моему, возможностей было полно. Вот только тогда внизу не было Марины, верно? Которая уже сейчас догадывается, чем мы с тобой занимаемся наверху.
Не отвечая, Кирилл начал надевать на меня трусики, и я не стала вырывать их у него из рук, молча позволяя меня одеть. Это было эротично и красиво, и отрицать, как приятны были его прикосновения, я не собиралась.
— Я с самого начала хочу тебя раздеть, — негромко сказал Кирилл. — И, да, сегодня вечером Марина меня особенно взбесила. Это связано. Но не настолько.
«А насколько?» — хотела спросить я, но сдержалась. Оправила юбку, влезла в туфли. Коснулась причёски, проверяя, как лежат волосы.
— Вместе спустимся? — с иронией спросила я.
Кирилл не колебался.
— Конечно.
Он предложил мне руку, и я приняла её.
— Всё-таки почему? — спросила я негромко. — Почему здесь и сейчас?
— Может быть, мне очень не нравится, когда тебя пониже спины держит кто попало, — проронил Кирилл. — Не приходило это в голову?
Я хмыкнула.
— То есть ты пещерный человек, когда речь заходит о твоих авторах? А если это двухметровый лысый мужик с автоматом?
— Ну да, ещё скажи, что ты совершенно обычный автор, а то, что мы спим в одной постели, вообще не считается. — Кирилл сжал мою руку. — Сама же знаешь, что это не так.
— Как знаю, что весь этот лимонный сок для тебя совершенно ничего не значит, — негромко сказала я. — Просто короткое развлечение на скучной вечеринке.
Кирилл выпустил мою руку. Прищурился.
— Ты сейчас серьёзно?
— Нет, что ты. Ясно ведь, что когда молодой человек стаскивает с девушки трусики, это верный знак, что он настроен на серьёзные отношения. Особенно когда внизу танцует его невеста, с которой он в глазах всего света ещё не расстался.