Но мне разонравилось быть хорошей девочкой, которая тянется за комплиментами. Те же члены жюри, как я подозревала, вмиг смерили бы меня снисходительными усмешками, увидь они, на что я сменила жанр. «А, эта? В эротику ударилась, представьте себе. Ну, всё лучше книжки писать, чем винишко пить».
Хоть убей, я не могла понять, как роман о любви, конкистадорах или звездолётах мог стать хуже, если в нём появлялись эротические сцены.
Впрочем, не было смысла пытаться угодить тем, кто, как говаривал дон Вито Корлеоне, не выказывал должного уважения.
Куда важнее были те волшебные слушатели, которые всё-таки садились у моего костра.
Я улыбнулась. Снег за окном вдруг показался мягче, чище, новогоднее: я подумала о своих читателях, и мне сразу стало теплее.
Каждый сам знает, чего он стоит: всякий опытный автор чувствует, удалась ли ему сцена, ещё до того, как покажет её кому-то.
Ты пишешь и стремишься к звёздам сам — или тебе не поможет никто.
Я коснулась ладонью двери кабинета на прощание. И пошла вниз.
За ноутбуком я провела, наверное, часа четыре. Шло туго. И порой очень хотелось подстроить героине очередную подлянку. Какого чёрта у неё всё получалось, а? Ехидная реплика в лицо сопернице — и та повержена, взмах ресниц — и герой у её ног, а уж какие кренделя перед ней выписывали неприступные продавщицы из элитных бутиков, это было вообще умереть не встать.
Я завидовала.
И, может быть, именно поэтому текст шёл не очень. Я вздохнула, взглянув на счётчик знаков. Восемнадцать тысяч, и вряд ли мне удастся оживить их даже редактурой. Нет, три-четыре страницы мёртвого текста в середине романа — это не так страшно, читатель, скорее всего, поймёт и не сбежит, он же не зверь какой.
Но продолжать в таком же духе уже рискованно. А значит, текст лучше отложить.
Тем более что с кухни донёсся преаппетитнейший запах жареной картошки с грибами. Я тихо улыбнулась. Всё-таки Кирилл был неподражаем. Хотя, конечно, я была нужна ему, чтобы порадовать неведомую жену олигарха, мне всё равно было чертовски приятно. Ничего подобного в моей жизни никогда не было и никогда не будет, и я собиралась ценить каждый час и каждый день.
Тем более что их осталось всего пять. Четвёртое, пятое, шестое, седьмое. Восьмое.
А дальше… Дальше. Дальше выжить бы. И не сломаться, когда сказка разобьётся на осколки. Она уже разбилась, если совсем уж честно — раз Кирилл больше не считал меня желанной, какой был смысл притворяться? Но я… я всё ещё цеплялась за иллюзию. Он ведь будет рядом в эти дни. Я буду видеть его улыбку, касаться его пальцев, засыпать рядом с ним в одной постели. Разве этого мало? Для той, у кого не было совсем ничего?
Я скопировала файл на флешку и встала. И одновременно Кирилл вошёл в гостиную.
С серебряным подносом-столиком, на котором золотилась самая вкусная жареная картошка в моей голодной жизни. Пересыпанная ломтиками грибов и издающая чудовищно аппетитный запах.
— Мы будем есть у камина, — выпалила я. — Да?
Кирилл, ничего не говоря, опустил поднос в двух шагах от камина, и я счастливо выдохнула. Да!
— С романом, как я понимаю, ты сдала позиции, — невозмутимо сказал он. — Я прав?
— Пишу чудовищно, боюсь перечитывать, всё пропало, шеф, всё пропало, — согласилась я. — Нет, я постараюсь завтра вытянуть, конечно. Есть рецепты?
Кирилл кивнул на поднос у камина.
— Один из них.
Я тихо уселась рядом, глядя, как Кирилл подбрасывает дров в живой огонь. Идеальный ведь вечер. Красавец мужчина, камин, вкусная еда…
— Марина не звонила? — нарушила молчание я.
— А если и да?
— Меня это не касается?
— Просто не вижу, чем это может помочь тебе и твоему роману, — резонно заметил Кирилл, протягивая мне тарелку. — Ешь, всё стынет.
Я сверкнула на него взглядом из-под ресниц.
— А если зашвырну тарелку в камин, сковородку выброшу в пропасть и вообще устрою истерику?
Кирилл с заинтересованным видом поднял бровь.
— Устроишь? И дашь посмотреть?
— Для этого, к твоему сведению, истерики и устраивают. Иначе какой смысл?
— В последний раз я устраивал истерику, когда… — Кирилл замолк. — Хм. А никогда. Много потерял, должно быть.
— Можешь попробовать прямо сейчас. — Я подхватила вилкой первый ломтик картофеля. — Я никому не скажу.
Жареная картошка оказалась божественной. А грибы…
— Подосиновики? — с набитым ртом спросила я.
— Белые. Будешь удивляться, но сам собирал.