— Что ты…
— Снимай с себя всё остальное, ежонок. Не думай. Просто раздевайся.
Его голос был негромким, но пальцы уверенно скользнули по бедру и проникли между ног, гладя хрупкую горошину, и это подействовало на меня лучше любого приказа. Я издала хриплый вздох и взялась за застёжки ботинок.
— Хорошо? — ехидно прошептал Кирилл. — А будет лучше.
— Да, — прошептала я, скидывая ботинки. Джинсы слетели до лодыжек, и я почувствовала облегчение, срывая их вместе с трусиками. Меня охватывал жар возбуждения и стыда одновременно: лифт мог поехать в любую минуту, двери могли открыться, а я стояла совершенно голой. Кровь живо прилила к голове; мир кружился, и я нетвёрдо стояла на ногах.
— Вот так, — выдохнул Кирилл, и его пальцы снова легли мне между ног, лаская, гладя. Я упёрлась ладонями в стену лифта, поднимаясь, повинуясь его рукам, Кирилл обхватил второй рукой мою грудь, жадно сжимая её, и начал двигаться резче и быстрее. — Идеальные отношения автора и издателя.
— Я долго ждала… пока ты это скажешь, — выдохнула я, едва удерживаясь под его напором. Закрывая глаза, отдаваясь его пальцам, его движениям… — Ещё… пожалуйста…
Ещё тиражей и ещё гонораров, пронеслось в моей голове, и я захихикала, как ненормальная. А потом жаркая сладкая волна прошла по низу живота, я хрипло вскрикнула, представляя, как кто-то стоит за дверьми лифта и слушает нас, и ощущения разом сделались вдвое, втрое острее: голая, под пальцами Кирилла, чувствуя, как он раз за разом врывается в меня, я ощущала в больничном лифте самый крышесносный оргазм в своей жизни. И, чёрт подери, предложи Кирилл мне сейчас ещё один кабальный издательский договор, я согласилась бы на любые условия.
Я в последний раз всхлипнула, обмякая в его руках. И осела вместе с Кириллом, когда он тоже простонал, впечатываясь в меня до конца.
— Моя горячая девочка, — прошептал он. — Любимая.
Мы сидели на полу лифта, тяжело дыша. Такой выжатой до конца, мокрой и совершенно счастливой я не чувствовала себя никогда.
— Мне больше совершенно не хочется мороженого, — сказала я чистую правду. — Только домой. Писать.
— А меня? — с деланным возмущением поинтересовался Кирилл.
— И тебя. Всегда.
Он засмеялся, помогая мне подняться.
— Одевайся, ежонок. Едем домой.
Глава 40
Дома я рухнула на диван перед ноутбуком и счастливо выдохнула.
Я выходила на финишную прямую. На ту самую, за которой следует счастье.
Да, будет разлука, и разбитое сердце, и непонимание, и тихое одиночество, и горечь, длящаяся долгие часы. Без этого никак. Ни один мужчина, ни одна женщина не удержит внимание на романе, где герои вечно счастливы.
Сегодня пятое, завтра шестое, а седьмого я извернусь, но сдам работу заказчику. Ирина наденет свадебное платье, лицо Кирилла осветится, когда он наденет кольцо ей на палец, и она обязательно скажет ему самые главные слова.
На миг я замерла перед экраном, перечитывая предыдущую сцену. Ирина стояла у окна, и по её щекам катились слёзы: Кирилл Вяземский ушёл и не собирался возвращаться. Как и жених Ирины когда-то.
Я прикусила губу. Должно быть, эта рана действительно въелась в душу жены моего заказчика, раз она думала о ней до сих пор и даже попросила вставить её в роман. Сама бы я вычеркнула имя Славы отовсюду, даже из протоколов заседаний общего собрания дома и посадочных талонов.
Впрочем, что-то говорило мне, что мы с ним больше не увидимся. Вообще.
Я протянула руку к монитору. Мягко погладила экран.
— Всё будет хорошо, Ирина, — прошептала я. — У вас будет счастливый конец. Об этом я позабочусь.
Вечером Кирилл сделал пасту, и мы долго сидели на террасе, смакуя вино маленькими глотками и глядя на снег.
— Звонил твой бывший, — произнёс Кирилл. — Очень хотел тебя.
Я фыркнула.
— Вот уж обойдётся.
— Я аккуратно намекнул ему, куда ему следует пойти.
— Спасибо.
— Пожалуйста. И, да, за услуги автоответчика я беру по тройному тарифу.
Я ехидно ухмыльнулась, накручивая спагетти на вилку.
— А я-то думала, это входит в твои обязанности.
Кирилл задумчиво оглядел мой шёлковый халатик.
— Подумать только, — задумчиво сказал он, — неделю назад ты сидела здесь совершенно голой, шипела и была готова меня укусить. Как всё меняется.
— А ты был невыносимейшим из типов и даже не обещал отдать мне роман, если его не возьмёт заказчик.