Б-р-р! Николь захлопнула книгу, автор которой с таким сладострастием описывал все эти ужасы. И снова это эхо слов в голове… Она застыла. А потом отбросила книгу и понеслась к хранителю.
- Скажи, кто тут был до меня недавно? Может, даже несколько?
- Несколько, - подтвердил хранитель недовольно. - Топтались в тех же секциях, мяли и рвали страницы - никакого уважения к знаниям! Участь их прискорбна, но закономерна.
По описанию стало ясно, что тут наследили Спенсер и Ферми. Наследили… ведь были же следы в пыли, когда она приходила в прошлый раз!
И неделя еще не прошла. Схватив из мешка склянку темного - как кстати, что она отдала кристалл, а не её, - Николь резким движением руки выплеснула содержимое в пространство. Капли рассыпались и зависли мельчайшими черными бисеринками и потеками в воздухе. Как будто трубочист прошел, оставляя в воздухе след из сажи. И этот след снова привел Николь в секцию про артефакты, к одной из книг.
Раскрыв её, она с колотящимся сердцем обнаружила заложенный между страницами свисток. Николь взяла его и повертела. Самый обычный, медный, но такой пыльный, что она невольно подула... И тотчас - по обдавшей тело волне мурашек и вставших дыбом волосах на всем теле, - поняла, что совершила страшную ошибку.
Внешне ничего особенного не происходило, но Николь упала на колени, зажав уши и сдерживаясь от крика: ощущение было… болезненным, выворачивающим наизнанку - словно само пространство мира рвалось и трескалось, а с ним что-то рвалось внутри неё самой, резонируя с этим чувством.
А потом Николь увидела Её. Сперва откуда-то сверху протянулась до невозможного тонкая почти прозрачная лапа, вторая, третья… Николь подняла глаза и все-таки заорала. Паучиха была огромна. Настолько огромна, что заполняла собой все здание Сити-Холла до самого потолка, и у неё было не восемь лап, а бесконечное множество - десятки, нет, сотня тонких, похожих на стеклянные трубочки, лап уходили наверх, поддерживая полупрозрачное пугающее тело, с которого на неё смотрело два ряда горящих алым глаз.
И мозг отключился, перейдя на режим рефлексов. Николь вскочила и побежала, не видя дороги, ничего не соображая - просто не в силах остановиться от ужаса, толкая на пол стеллажи в наивной надежде временно преградить путь Марлее. Пространство гудело и вибрировало в присутствии Изначальной так сильно, что мир трясся перед и без того ничего не видящими от страха глазами.
Так что пресс-папье подвернулось под ногу закономерно. Если б не оно, подвернулось бы что-то другое из тех гор хлама, которыми был полон Сити-Холл. Николь даже не почувствовала боли от удара о плиточный пол, только увидела, как из кармана вылетела подаренная Шулером карта. И почему-то это была карта таро, хотя она могла побиться о заклад, что в притоне взяла игральную. Карта упала изображением вверх, и на сей раз Николь его разглядела. Это была Смерть.
Видать та самая смерть, что надвигалась сейчас на неё, шевеля сотней лап и сверля красными кругляшами глаз. Марлея проходила прямо сквозь стеллажи, плотная и бестелесная, видимая и прозрачная одновременно.
- Николь! - раздалось откуда-то с другого конца зала.
С трудом она оторвала взгляд от паучихи и тут же закричала во всю мощь легких:
- Детектив, беги!
И он побежал. Только почему-то не на выход, а к ней.
В следующий миг Марлея шевельнулась, выстреливая паутиной, похожей на переплетение инфракрасных лучей, и все тело Николь сковало словно клеем.
Это конец, - мелькнула последняя мысль, и реальность исчезла.
ЭПИЛОГ
Реальность прорезалась фрагментами и то появлялась, то исчезала снова. С каждым разом кусочков становилось все больше, так что наконец глазам предстал дырявый абажур, стеллаж с рядами склянок, кристаллов и книг, клетка с механической птицей, вход с занавеской-бусами.
Со стола напротив на Николь пристально пялился череп. Заметив какое-то движение справа, она перевела туда взгляд и дернулась, вжавшись в кресло, в котором полулежала, накрытая пледом: