— Хорошо ты придумала, старая. Всё промыслила. Только одно забыла — не отдаст Гордей за меня дочку. Ему внуки нужны, а у меня, сама сказала — «весь Киев знает», на девку не встаёт.
— А у меня такая есть, что и у тебя встанет.
Судя по интонации боярыни, старуха наслаждалась недоумением внука и чуть не смеялась в голос.
— Ты, стара, уже пробовала и не раз. Последнюю, что присылала, сама же потом плетями ободрала и язык урезала. Предпоследней, помнится, я голову разбил. Прямо в опочивальне. Грязи было… И не жалко тебе холопок?
— Ну, холопей жалеть — только портить. А мою ты уже попробовал — подарочек мой, «целочка серебряная».
— Уже донесли… Слова не скажи… Постой — но… это же малец?! Или я чего не видел, не понял? Опять обманула, карга старая!
— Но-но. Уж и карга. Не обманывала я тебя. А вот Гордея и прочих провести… Подарочек мой ты видел и пробовал, тебе понравился. Теперь берём его ласковенько, и одеваем в женское платье. Да не в наше русское, а в… в персиянское. По пророку Магомету скроенное — наружу только рученьки да ноженьки. Вон они: ручки тоненькие, пальчики длинненькие, ножки маленькие, беленькие. А на всём остальном — тряпки глухие. И зовём всё это… княжной персиянской. Дескать, мудрая бабушка внучку своему любимому сыскала наложницу редкую. Из-за гор, из-за морей привезённую. Редкой красы и талантов. А внучек-то как увидал сие чудо несказанное — всякую мерзость и пакость противоестественную бросил, наложников своих разогнал и только с ненаглядной своей и балуется. И та от него уже понесла.
Последняя фраза ошеломила не только меня, но и Хотенея.
— И как же это малёк — рожать будет?!
— Ну, это дело не скорое. А подушку под одежду сунуть, да походить вперевалочку — не хитро. А поскольку девка не простая, а княжеского персиянского рода, наших веры и обычаев не знает, а Хотеней Ратиборович в ней души не чает и многие воли позволяет, то и в баню общую людскую ей не ходить. Она господину спинку трёт. А он — ей. И с девками в девичьей не сидеть, не болтать. Поскольку немая.
Господин глубоко задумался. А мне идея понравилась. А что? — Одену паранджу, опять же штаны. Никто лица не видит. И — «хозяину — спинку»… Значит — с ним вместе, с моим…
— А хочешь, внучек, мы её окрестим? Чтобы все видели, какую ты красу поимел? Да и души агарянской христову спасению поспособствовал?
— Сдурела? У него хозяйство не менее моего. А как встанет? Народ в церкви собрался, на красу девическую, заморскую поглядеть-полюбоваться, а тут он своим… «божьим даром» звенит и в купель лезет…
Степанида аж зашлась в смехе.
— Экое ты ещё дитё, Хотенеюшка. Отрежем. И что стоит, и что висит. Полезет гладенький аки девочка-малолеточка. Только что дырок по-менее. Так и нарисовать можно.
Мне стало несколько не по себе. Оно конечно — мне это больше не надо. Поскольку хозяин меня любит… А вдруг разлюбит? Если я буду «аки девочка-малолеточка». Кажется, мысль эта пришла в головы и собеседникам.
— Не бабушка. Покуда — резать не надо.
— Ладно, платочком белым подвяжем, свету в церкви немного, занавесочку перед купелью приспособим… дескать — пуглива очень…
— Не надо. Да и от попа не спрячешь. А лишние глаза, сама говорила — лишние языки. Тут ведь дело такое… Гордея обмануть… оно может и можно… но если он про обман узнает…
— Правильно мыслишь, внучек. Если узнает — придёт Укоротичам укорот под самый корешок. Посему, давай-ка прикинем, кто про суть мальчонки знает. У меня на дворе: я сама, Саввушка с подручным. Ну, эти не болтливы. Прокопий — тот вообще — хоть под пыткой. Лекарка, которая его привезла. Юлькой звать. Она его и пользовать будет, пока не вылечит. И вот, хочу к нему Фатиму-костоломку приставить. Для защиты, присмотра и обучения. А у тебя как?
— Да вроде никто. Корней один. Из моих наложников — он старший. Со мной уже четыре года, вроде лишнего не болтал.
— Ну, смотри. С твоего двора кто-то на сторону наушничает. Кое-какие дела твои по городу слышны. Ты уж сыщи изменщика. А покудова искать будешь — малёк твой у меня поживёт. Вычистишь болтунов да соглядатаев чужих — тогда уж… И разгони гарем свой, наложников. Ты у нас теперь муж примерный — с бабой, да и только с одной, в постель ложишься. Жениться вполне созрел. Тут-то тебе и высватать Гордееву младшенькую. Ну что, внучек, по рукам? Мир промеж нас?
— Лады. Мир. Только… Вот про самое главное-то ты не сказала. Ну обвенчают нас, ну пропьют жениха с невестой. А дальше-то как?