Род — молчит, а вокруг — народ шипит: «Не по старине, не по обычаю». А тут у наследничка у самого маячит не наследник, а ублюдок.
Остальные детки — девки, которым кроме «замужа» — ничего не светит. И куча детишек от холопок. И нынешнюю жену внучкову — ну никак не выгонишь, новой какой — не заменишь.
Во-первых, жена-то — официально вторая.
«Слышь мужик, а не переборчив ли ты? Или проклятие на роду твоём?».
Последнее — вообще… Все разбегутся как от зачумлённых. Только слух пусти.
Во-вторых, за невесткой кое-какая родня непростая. Обидятся.
«Рожает? — Рожает. А что девок… Так в народе говорят: чем плюнул, тем и стрельнула».
Грех… Его доказать надо. А тот холоп-осеменитель уже давно удавлен и под лёд спущен.
У старшей Юлии тогда вообще крышу снесло:
— Ребёнка снасиловали, уродкой сделали!
— Почему сделали? Она и раньше уродицей была.
— Ах так! Да я это семя рабское у сучки Мишкиной из утробы вышибу!
— А ты кто такая?! Внучекова на уду насадка? Вон пошла!
Ну, мать с дочкой и пошли. В Киев к бояричу Михаилу. Жаловаться. Да сгоряча не рассчитали: одно дело со своего господина обозом идти, а вот к чужому пристать — совсем иное.
На возчиков-дальнобойщиков я и сам по дороге в Киев насмотрелся. Тем более, что дочке после лесного сидения интересно было свои таланты на новых мужиках попробовать.
Она и спровоцировала — дитё ещё, мозгов-то нет. А когда мать кинулась дитятко защищать в какой-то конюшне… «Тихий Дон» помните? Как там донские казаки полячку одну… Здесь — похоже, с конским потником на голове…
Князь Вячко был в тот раз князем киевским около месяца. Потом побежал верхами назад в Туров. И по дороге наскочил на этот обоз.
— А что это там в хлеву за возня? Не лихие ли люди чего замыслили?
— Проверили уже, светлый князь. Никаких лихих людей. Это воеводы нашего Михаила служанка с дочкой, возчиков ублажают.
— Михайло, вечно у тебя какие-то новые придумки. Ты скажи холопкам своим, которых на большую дорогу поставил, чтоб они моим людям хоть скидку какую делали. Ах, не холопки? Любовь единственная, несказанная? Дочь первая, любимая? А чего ж тогда они…?
Лекарка с дочкой и обозом поехала в одну сторону. С разбитым носом и следами плети боярича по всему телу.
А не надо к милому, желанному в одной рубашке выскакивать. Понятно что из-под возчика-то — жарко, но тулуп-то накинь. А то полный двор народу, свита княжеская, а ближнему к князю боярину какая-то лярва придорожная на шею кидается. Сама вся засосах, а кричит будто это её долгожданный, единственный.
Вячко и интересуется:
— Ты как, Миша, с возчиками этими в очередь к ней будешь, или вперёд попросишься? А то мне-то дальше ехать надо. Ждать тебя, или без твоих, без рода твоего идти? Из Турова-то — нынешнего там князя гнать надо. Ты как?
А это уже дело государственное. И вопросец такой, невысказанный, прослушивается: нет ли у боярича желания к другому князю переметнуться? Всем родом? Поскольку сопли курвы придорожной для промедления в делах государственных — не обоснование.
Так что, князь со свитой и бояричем поехали в другую сторону. В Туров. Что само по себе было для Руси катастрофой.
На Руси действует «лествица». Это не часть здания — это порядок наследования. От брата к брату.
На Западе после Карла Великого установилась другая система — майорат. От отца к сыну. То самое, про что Маркс как-то сказал: «способ превращения в дебила первого сына в каждой аристократической семье».
По «лествице» после смерти старших братьев Вячко стал Великим Князем. Приехал в Киев, посмотрел на то, какая каша там заваривается. Какие пузыри там всходят…
Братья и племянники считали Вячка человеком слабым, неуверенным, даже трусливым. Но насчёт ума — никто не сомневался. Вячко просто первым из мономашичей понял, что пузыри в киевской каше булькают поганые, брызги от них полетят кровавые. И при первой же возможности сбежал. И людей своих увёл. Засел в Турове и… «пролетая над Череповцом… посылая всех к такой-то матери… посланные истребители вернулись ни с чем…».
Наследник сакских королей высказывался вполне по-русски: «А пошли вы все на…».
И, как неизбывное следствие, на опустевшей русской политической поляне столкнулись лбами два главных здешних мастодонта: Изя и Гоша. Князь Волынский Изяслав Мстиславич по прозванию Блескучий и князь Ростовский Юрий Владимирович по прозвищу Долгорукий.
Изя был крепко связан с поляками и венграми. Именно их войска он приводил на Русь. От немцев он усвоил принципы майората. Когда и жена, и мать, обе из высшей европейской аристократии, в одну дуду дудят — прислушаешься.