— Ах! Огонёк мигает! Ах, фитиль затрещал! То — бесы мелкие, от огня, перед святой иконы зажжённого, жгутся да разбегаются!
Глаза у обеих круглые, друг за дружку держатся.
— Ой, чтой-то там в углу чёрное шевелится? Глянь, глянь! Ой, метнулся-то, да и в стену ушёл. Ой, дурно мне! Ой страшно! Серденько замирает, ножки не держат…
Я лежу себе, давлюсь от хохота. Ну, бабы мои, ну, профессионалки-мастерицы… Взрослые, вроде, женщины, а как дети малые: тень под лавкой от свечки увидят и визжат от страха, за сердце хватаются.
А ведь и вправду могут себя ухайдокать. До смерти. Организм человеческий не на объективную картинку реагирует, а на её восприятие мозгом. Разницу между «истиной» и «правдой» понимаете? Так вот, тело живёт не по «истине», а по «правде». По тому, что человек считает истинным, а не по тому, что есть истина на самом деле. Всё тело. И гипофиз, и поджелудочная, и предстательная… И вбрасывают в кровь такой коктейль… Запросто инсульт с инфарктом схватить можно. На ровном месте, просто глядя на свёрток с мусором.
Глава 17
Бабы мои ещё долго молились перед сном, потом шушукались, нервно хихикали. А я смеяться перестал, потому что понял, в какой культурно-шоковой ловушке оказался.
Ещё в темнице, в одиночке, я хорошо ощутил, что человек сам по себе — себе же и смерть. Мучительная. И решил этот мир принять. В себя. В душу. Полностью, без изъятия. Потому что мир… эта такая… плотно связанная сеть — одну нить выбросишь — всё расползётся.
Нужно войти в этот мир, стать своим, одним из них, в общем ряду. Несмотря на все странности, отличия, непривычности… им, предкам, свойственные.
Путь известен. Миллионы моих прежних соотечественников поехали в эмиграцию. Израильтяне и американцы, немцы и австралийцы, южноафриканцы и китайцы… Влились в общество, устроились, адаптировались, стали своими, такими же как…
Конечно, в каждом из этих 20 миллионов, примерно, случаев были свои персональные отличия. И странности туземцев. Финны пердят где не попадя, немцы сморкаются только с двух рук, в Израиле свинины нет, а только «белое мясо» и только в «русских магазинах»…
Ничего — приняли, усвоили, стало своим, привычным, родным.
Даже не могу сказать, что тут хуже. Да, разница культур в моей прежней и нынешней жизни велика. Но это как сравнивать.
Свадебный спермо-коктейль — это, конечно, круто. Но если вспомнить какую гадость мы пили в той моей прежней жизни… Без всякой эмиграции и попаданства.
Вы спирт из антиобледенительной системы боевого истребителя сразу после полёта не сливали? В алюминиевую кружку, на морозе? И тут же, не отходя от носовой стойки шасси…?
Ну и какая жизнь больше отличается: моя — в юности, от моей же, но — в зрелости? Или жизнь в России от того же, но, например, в Австрии?
Так что… Конечно, жаль что я не женщина. У них привыкалка с адапталкой покрепче мужских. Но, главное, мне известно: это возможно. Понятно — как. Адаптация и ассимиляция. Понять, принять, считать своим.
Делай как они, говори как они, думай как они, будь как они. Станешь — ими. Своим среди своих.
Саввушка со своим дрючком очень удачно попал. По времени, по моему собственному осознанию и ощущению. Не просто рассосаться в этом мире, «стать как они все», а найти в нём своё место, свой путь. Путь истинного и искреннего служения. Всей душой. Принять и возлюбить. Своего господина и светоча… Тем более — он такой… красивый. Молодой, добрый, умный, сильный…
Мой господин Хотеней Ратиборович… Красиво звучит.
И тут такая подлянка с этим мусором.
Если я здесь — свой, как все, один из них, то мне этой грязной тряпки с ржавой иголкой следует бояться. Не изобразить страх, а всерьёз. Всеми фибрами. Всей душой — испугаться и содрогнуться.
Потом страх можно побороть. Но сначала — по-настоящему испугаться. Уверовать. В реальность смертельной опасности.
Позже успокоить: «ведьма совсем не профи, кровь на тряпке не моя, на игле ржавчина не с того конца, Сатурн не в том доме…».
В общем, сделано неправильно — потому и не боюсь.
А не потому что — дикость, глупость, вранье, маразм… Что я во всё это — глубоко не верю и далеко плюю.
Если я здесь — свой, то мне надлежит креститься, молиться, поститься, говеть… Искренне, от всей души, до последнего донышка, всеми чаяниями и помыслами, без всяких задних мыслей и неясных сомнений.
И ползком, на коленях… куда все — туда и я, к аналою, к иконостасу, к мощам, к очередному батюшке к ручке приложиться, лбом в пол поклониться…