— Бедная девочка. Наверное, даже не поняла, что произошло. Не осознала, что это конец. Призрак сейчас здесь, с вами?
— Нет. Не знаю, когда она появится.
— Но если ваша связь не разорвана… Когда это случилось?
— Сегодня ночью. Шарлотта сказала — в полночь или чуть позже. Днем я заменяла ее на кафедре. Потому что…
Я замерла, сцепив руки в замок. Вдруг поняла, что весь вечер была на грани истерики, и вот сейчас подошла к ней почти вплотную.
— Ничего не закончилось, да? — сдавленно, словно через силу, спросила мисс Норвуд. — Темные ритуалы необратимы, а раз тело мисс Блер вобрало чужую душу, значит… Приворотное проклятье. Сколько у вас времени?
— Это еще и известное… известная информация⁈ — Боже, Шарлотта оказалась даже большей идиоткой, чем я думала! Но, кажется, мне не придется объяснять детали. — Она сказала, неделя. Первый день уже прошел. И я… я совсем не знаю, что делать!
— Не столько известное, сколько пугающее. Из страшных сказок, — мисс Норвуд прошлась по комнате, потом снова опустилась в кресло. — Мисс Блер забыла о главном условии — древним силам всегда нужна жертва. Она расплатилась собой, но ритуал был уже нарушен. Не следует злить тех, о ком ничего не знаешь. Насколько я понимаю, теперь она привязана к вам и будет привязана, пока действие проклятья не закончится. Скажите, мисс… Не Блер же в самом деле! Как вас зовут?
— Салли… То есть, вообще-то Фрейя Салливан. Салли — для близких, мне не очень нравится зваться именем богини. Я бы хотела, чтобы вы называли меня так.
— Жаль, чудесное имя, с красивой историей. Можете звать меня Сабеллой, так проще. Скажите, — она сбилась, вздохнула, неосознанным, кажется, привычным жестом, поднесла руку к глазам. — Я ведь не ошибусь, предположив, что проклятье двустороннее? И что вы связаны им не только с мисс Блер, но и с моим сыном?
Все-таки мать…
— Да, — почти прошептала я. — Но он не знает. Ни о чем.
— Он должен узнать, — прозвучало с удивительным для таких новостей хладнокровием. — Не о ритуале, — добавила торопливо. — А о том, что мисс Блер уже не совсем мисс Блер. Иначе у вас нет шансов. Ни одного. Но если будете вести себя как сегодня в салоне Гризеллы Амтаун, думаю, неведение само по себе долго не продлится. Дугал наблюдателен.
— Проблемы две, — я все-таки выпила давно остывший чай. Залпом, не чувствуя вкуса. — Он и я. Профессор… Дугал, — чтобы произнести имя, понадобилось внутреннее усилие, — мне кажется, совсем не из тех, кто способен влюбиться за неделю! Да еще в собственную ассистентку, которая до сих пор только раздражала. А я… мне просто хочется бросить все и сбежать!
— У вас в вашей реальности остался любимый человек? — мягко спросила мисс Норвуд. Нет, Сабелла.
— Он меня бросил, — я поставила чашку и откинулась на спинку кресла. — И даже ушел не к другой. Просто в одно прекрасное утро сообщил, что я невыносима и он получил работу в Сиднее. Подальше от меня. Боже, там, дома, даже остался билет в Сидней. Не собиралась за ним гоняться, но очень хотелось посмотреть, просто посмотреть… город, на который меня променяли. Стало какой-то навязчивой идеей. А теперь я здесь, и все планы насмарку… да и какие теперь планы?
— Иногда должно случиться чудо или трагедия, чтобы мы взглянули на вещи иначе, — Сабелла вроде бы говорила обо мне, но как будто и о себе тоже. — Вы все еще любите его?
— Не знаю. Я бы сказала «нет», но… Больно вспоминать. Бесит. Обидно. Наши психологи утверждают, что подобные чувства не может вызвать тот, к кому ты равнодушен.
— Уязвленное самолюбие, разочарование и разбитые мечты тоже нельзя назвать равнодушием. Но и любовью не назовешь. Что ж, по крайней мере пока у нас есть хотя бы надежда. Вы не похожи на человека, который торопится расстаться с жизнью.
— Расскажите о Дугале, — попросила я. Теперь имя далось легче. — Я спрашивала у Шарлотты, но она совсем его не знает. Только светило, не человек. На кафедре он… — я запнулась, подбирая слова: какой матери понравится, если о сыне прямо скажут «сухарь»? — Очень закрыт. Весь только в работе. Мне показалось, его неимоверно раздражают любые отвлекающие факторы. Даже простой вопрос, не хочет ли он кофе.