Не верилось, что Сабелла могла оказаться «исключительно» наивной или глупой. Но… чего не бывает. Для начала надо выслушать, а уже потом делать выводы.
— Эта история началась очень давно. Еще до рождения Дугала. И даже в самом страшном кошмаре мне не могло привидеться, что расплачиваться за мои ошибки придется через много лет моему сыну, — Сабелла встала. — Пойдемте. Покажу вам, какими мы тогда были.
Мы перешли из кухни на уже знакомый мне диванчик перед «телевизором», и она скомандовала:
— Я и Регана, старшая школа.
Под раскидистым дубом, таким огромным, что в кадр попали только нижние ветки, сидела совсем юная Сабелла. Светлые волосы укрывали ее плечи, огромные голубые глаза смотрели на фотографа с такой неприкрытой нежностью, что ясно было — снимал кто-то близкий. Она придерживала одной рукой раскрытую книгу, а второй накрывала пальцы тогда еще не директрисы, а такой же юной школьницы Маскелайн. Ту тоже оказалось совсем не сложно узнать, несмотря на задорную молодежную стрижку и еще не вполне оформившуюся фигуру. Все те же полноватые чувственные губы и холодный, оценивающий и словно высчитывающий выгоду пристальный взгляд. Она обнимала Сабеллу сзади и хищно улыбалась.
— Мы были лучшими подругами с начальной школы, — сказала Сабелла. — Общие увлечения, общие друзья, общие мысли. Или мне так казалось. Я была совсем юной, когда Норман, отец Дугала, погиб. Несчастный случай, — коротко добавила она, как будто ей до сих пор было больно об этом вспоминать. — Моя мать никогда не отличалась кротостью и мягкостью. Знаете, бывают люди, которым чужое мнение и доброе имя дороже близких. А я не могла потерять единственное, что у меня осталось от любимого человека. Норман погиб весной. Дугал родился осенью. И все это время я жила у Реганы. Больше мне некуда было пойти. Мать отказала мне от дома, ждала, что одумаюсь. Ни на какие средства я в тот момент тоже рассчитывать не могла. Так что Регане и ее родителям я была обязана очень многим. И такая малость, как магическая клятва, не казалась мне слишком высокой ценой. Да и клялась я мелочью. Единственной просьбой, которую однажды выполню. Ничего невозможного, незаконного и неадекватного.
Сабелла взглянула на меня с грустной улыбкой.
— Вот и вся история. Клятва напомнила о себе через двадцать девять лет. Регана пожелала, чтобы мой сын работал на нее.
И она еще может улыбаться! Да я бы за такое…
— По-моему, это уже неадекватно! — возмутилась я. — Он ей что — товар⁈ Или раб? Почему нельзя было отказаться? Сабелла!
— Пять лет работы по контракту в обмен на те полгода… Для Реганы звучит разумно и вменяемо. Если бы дело касалось только меня, я бы и не думала возражать, — она вздохнула. — Но Дугал и его жизнь не имеют никакого отношения к моей глупости и к неточным формулировкам клятвы. Поэтому я собиралась отказаться или потребовать другой просьбы. Но с такими вещами нельзя шутить. Вы видите, что случилось с мисс Блер, и это за единственную ошибку в ритуале. А здесь — нарушение клятвы. Может, меня бы это и не остановило, но Регана предвидела такой исход, поэтому Дугал узнал обо всем первым. И, конечно, согласился.
— Магия — это не только чудесно, но и страшно, — пробормотала я. Вспомнились мысли на лабораторной, о доступном недоучкам вакууме. — Такого наворотить можно… Значит, пять лет. И Маскелайн хочет выжать из них максимум. А прошло?..
— С августа прошлого года. Второй год только начался.
— Скажите, Сабелла, но почему он позволяет это? Следить, пытаться отобрать изобретения?
— Изобретения входят в контракт. Профессор Академии должен вести научную работу, публиковаться в профильных изданиях, посещать конференции. Разумеется, все идет под приправой «базу для этих достижений предоставила Академия Панацеи».
— Престиж и выгода? Что ей это дает? Деньги? — я невольно заинтересовалась. В родном мире никогда не имела дел с учеными: эта тема не слишком интересна читающей публике, научные сенсации обычно понятны лишь узкому кругу. Но, судя по Маскелайн, в академической среде идет ровно та же грызня, что и везде.
— Деньги тоже, но Регане важнее другое. Она честолюбива. Хочет быть директором не просто Академии, а лучшей академии в Европе, а то и в мире.
— А на самом деле? Мне Академия показалась… престижной, пожалуй, хотя я уже начинаю ненавидеть это слово. Но мне ведь не с чем сравнивать. Это правдивое впечатление, или я купилась на внешний блеск?