— Воплощение стихии словоблудия. Простите, я не художник ни разу.
— Я тоже. Но с таким фоном и не захочешь, а станешь «юношей-творцом».
Мой шепот Вольгеру не мешал, а вот на сказанную лишь чуть тише, чем вполголоса, фразу Норвуда тот отреагировал мгновенно.
— Вам что-то неясно, коллега Норвуд? На вопросы отведено время после лекции, но вам я с радостью отвечу сразу же.
— Что вы, коллега Вольгер, — отозвался тот, — все предельно ясно. Я проговариваю основные тезисы вашей выдающейся речи, чтобы лучше запомнить.
Я с трудом подавила желание выдать классическое «рука-лицо». Только спросила, снова перейдя с шепота на ручку и блокнот:
«Вы не знаете, это долго будет продолжаться?»
«Учитывая стихию словоблудия? Не меньше двух часов. А если приплюсовать к ним парящих дев с вопросами и восторгами — все три. Крепитесь».
Я только вздохнула. «Чем бы заняться?» Норвуд вертел в пальцах ручку, почти как ковбой — револьвер. И я спонтанно дописала: «Играете в „морской бой“?»
Он покосился на меня с чем-то вроде веселого недоверия.
«Последний раз был очень давно. Приступим».
Я быстро расчертила поле и корабли. Выдрала листок из блокнота для записи ходов. Шепнула одними губами:
— Начинайте.
С этой минуты Вольгер мог сколько угодно вещать о приливах, стихиях и юношах-творцах, нам было не до него. Ничто так не помогает скрасить нудную лекцию, как азарт и два листка бумаги, у любого студента спросите. К тому же у нас оказались принципиально разные подходы. Норвуд «стрелял» хаотически, иногда мне даже казалось, что он тычет в лист не глядя и только потом смотрит, какая клетка выпала. Я же прочесывала поле методично, не оставляя большим кораблями ни шанса, а попутно задевала и мелкие. При моей системе сложно было попасть только в однопалубники, но в целом она была выигрышней подхода Норвуда. Интересно, когда он заметит мою стратегию и как отреагирует?
Заметил быстро. Усмехнулся, написал: «Ваша система плоха тем, что слишком легко просчитывается». И начал «стрелять» по той же схеме. Я подумала, выдавать ли ему мой второй секрет игры, и решила — пусть, а то неинтересно, слишком не равны шансы. Написала вместе с очередным ходом: «Изобретайте свою, мои корабли по этой системе не найдете».
«Учли, что противник может перенять тактику на ходу? Неплохо, мисс Блер!»
«Опыт, доктор Норвуд!»
«А если так? А8»
«Попали!»
«Ага! Я вас сделаю вместе с вашей системой!»
«Посмотрим!»
Очень скоро и у меня, и у него целыми остались только однопалубники. Два — у Норвуда, и один — у меня. Как сказали бы спортивные комментаторы, игра вошла в острую фазу. Чистая удача — вычислить однопалубники никакая система не поможет. Кому же повезет?
«Д9»
Я неверяще смотрела на свой последний корабль. Как, ну как, Холмс⁈
— Убили.
В зале вдруг воцарилась гробовая тишина, которую я прочувствовала всем существом, до мурашек. Как и взгляд Вольгера, и студентов, которые обернулись ко мне, кажется, все, словно по команде.
— Чем⁈ — растерянно спросил герр Вольгер.
«Выстрелом по клетке Д9, и не вы», — мрачно подумала я. Как неловко получилось. Надо же было так увлечься.
— Разумеется, вашим прогрессивным подходом к гальке отливной и гальке приливной, — сказал Норвуд с удивительно серьезным лицом. — Я, признаться, тоже почти убит. Наповал.
«Галька⁈» — написала я, когда успокоенный и воодушевленный Вольгер снова начал вещать. Каким боком вообще галька к металлам⁈
Наверное, тем же, что Венера и юноши-творцы. Да уж. Я убита наповал, все правильно.
«Еще партию?» — ответил Норвуд.
«Давайте».
Когда Вольгер наконец закончил с приливами, отливами и вопросами от восторженных студенток, счет у нас был три — два в пользу Норвуда, и мне ужасно хотелось кофе. Желательно с кексом, но главное — именно кофе. Прочистить мозги после отлива вдумчивого разума. О чем я и сказала, совершенно упустив из вида, что вокруг — толпа студентов. Надеюсь, они меня не выдадут, на последних рядах собрались, кажется, поклонники не Вольгера, а Норвуда.
Да, оказывается, на старших курсах у него есть поклонники. Автографы не берут, но конспектировать за ним готовы хоть стратегии «морского боя». И даже спросили, когда будут лекция и коллоквиум взамен тех, которые отменили ради Вольгера. Самых стойких не напугало даже «воскресенье», озвученное Норвудом.