Боюсь, я не смогу больше видеть его страдания.
Так что единственный выход – старуха. И я должна убедить её снять с него проклятие.
Вставив соломинку в стакан, возвращаюсь в гостиную и протягиваю его Таддеусу. Он с трудом делает пару глотков и откидывает назад голову. Испарина покрывает его лоб, и он с трудом дышит.
Мне физически больно видеть его таким, и я отворачиваюсь.
Сегодня он явно не сможет отвезти меня к Кэтрин.
Может он сделал это нарочно?
Обругав себя за эту мысль, вздыхаю. Таддеус целитель. Защитник.
Он снова закашлялся кровью, и я протянула ему коробку салфеток и мусорное ведро. Я не смогу стоять рядом с ним весь день, наблюдая за его болью.
— Ты пока отдыхай, а я приберусь в доме.
Остаток дня провожу за стиркой и уборкой, время от времени заглядывая к Таддеусу. Он почти всё время спит.
Просыпается ближе к вечеру, и я чувствую облегчение.
— Как ты себя чувствуешь? Лучше?
— Да.
— Может, хочешь поужинать? Я приготовлю суп.
— Конечно, я съем твои разогретые консервы.
— Не жалуйся.
— А я и не жалуюсь. Жаль, что пока не в состоянии приготовить нам настоящую еду.
— Может быть, завтра получится?
Он кивает, а я возвращаюсь на кухню, разогреть нам куриную лапшу.
Наполнив миску супом, приношу её Таддеусу.
— Спасибо, — в его голосе звучат извиняющие нотки. — Прости, что не отвёз тебя сегодня к Кэтрин.
Я решаю не придавать этому большого значения.
— Всё в порядке.
— Я отвезу тебя завтра.
Кивнув, надеюсь, что это ещё значит, он сегодня не куда не поедет.
Мы молча едим, но всё же любопытство опять одерживает надо мной верх.
— Что случилось прошлой ночью?
— Автокатастрофа. Маленький мальчик не был пристегнут ремнём безопасности, — отвечает он, не глядя на меня.
— И что с ним было?
— Даже не знаю. Видимо, много внутренних повреждений.
Боже, я ненавижу, что он испытывает боль.
— И как скоро ты поправишься?
Таддеус пожимает плечами.
— Завтра. А через пару часов, думаю, смогу встать и пройтись.
Его слова немного успокаивают, но меня мучает ещё один вопрос: почему он убежал сразу после поцелуя?
Конечно, спрашивать его об этом не буду. Боюсь, он ответит, что у меня было несвежее дыхание или то, что целовать меня, словно целовать лягушку.
Но, скорее всего, он ответит, что отношения между нами не сработают.
***
После ужина мою посуду и иду в библиотеку. Беру книгу и сворачиваюсь калачиком на диване. Знаю, Таддеус не придёт, чтобы, прижавшись ко мне, почитать. Скорее всего, он поднимется наверх и запрётся в своей комнате. Либо так, либо заснёт в кресле.
Книга, которую выбрала, не привлекает меня. Несколько раз пытаюсь погрузиться в сюжет, но не получается и я, поднявшись, ставлю её на полку.
— Я тут подумал… — раздаётся голос Таддеуса за спиной, и я вздрагиваю. Я не слышала, как он вошёл. — Завтра позвоню в фирму по переезду. Пусть соберут твои вещи и перевезут сюда.
— Думаешь, это хорошая идея? Что, если Гевин последует за ними?
Таддеус задумывается.
— Тогда может быть, снимем склад и оставим вещи в нём на хранение?
— Да, так будет лучше. Но… но… что будет с головоломкой отца? Они ведь разрушат её и в лучшем случае, просто запихнут в коробку.
Мне хочется заплакать.
— Даже не знаю, — он внимательно смотрит на меня, понимая, что я чувствую, и берёт меня за руку. — Не переживай. Я прослежу, чтобы они её не испортили.
Ком застревает в горле, но я всё же выдавливаю:
— Спасибо.
Глава 20
Таддеус
Изо всех сил подавляю желание обнять Арабелль, чтобы утешить. Сейчас не самое подходящее время.
— Ладно, уже поздно. Может, пойдём спать? — бормочет она.
Я приподнимаю бровь, и Арабелль краснеет, понимая двусмысленность своего предложения.
— Пойдём… — соглашаюсь.
Хотя у меня в планах совсем другое. Я хочу, когда уснёт Арабелль, незаметно вытащить у неё ключи и улизнуть из дома, чтобы привезти в целости и сохранности головоломку её отца.
Мы выходим из библиотеки и поднимаемся по лестнице.
Арабелль останавливается у моей комнаты. Я понимаю, она хочет что-то сказать, но не решается.
— Таддеус... — всё же начинает она, стискивая руки в кулаки. Её взгляд мечется по сторонам, останавливаясь на всём, кроме меня.
Я наблюдаю, как она борется со своими словами, и моё сердце разрывается. Желание прижать её к себе и сказать, что она может сказать мне всё что угодно, что ей не нужно бояться меня, почти непреодолимо, но я сдерживаюсь. Я не могу снова потерять контроль.