— А где Нина? Где Нина? — тревожно спрашивал из дверей Денис.
— Пошли отсюда! — торопил Ладо.
— Милиция! Милиция!.. — кричал им вслед багроволицый гардеробщик.
Лекция шла своим чередом. Профессор Уваров, седовласый, розоволицый, заученно говорил о туляремии, описывая различные клинические случаи, а газета — измятая, согнутая так, что можно было прочитать только колонки под крупно набранным заголовком «Кого они обманывают?» — странствовала по аудитории, и каждый, кто ее получал, на миг делал неестественно внимательное лицо, а затем упирался взглядом в колени.
От Олега Ижорина она перекочевала к Рае Ишутиной. Та, ничего не подозревая, передала ее Женьке Хазанову.
Нина вытянулась вперед. Она уже знала, что статья написана Костей, и сердилась, что не первая прочитала ее.
Женька брезгливо поморщился и хотел спустить газету под ноги, но его остановил недоуменно-вопрошающий взгляд Таджа — суданца.
Тадж читал долго. Длинными шоколадными пальцами разглаживал страницы. Его крупные губы медленно шевелились.
Газету в аудиторию принесла Римма Урванцева и теперь с удовольствием слушала, как она шуршит, передаваемая от студента к студенту. Ее удлиненное лицо со следами ожога на щеке (ездила с экспедицией по Алтаю и попала в лесной пожар) приподнято. Ей уже не терпится начать с кем-нибудь спор.
Щупленькая Лен-си, китаяночка в толстых роговых очках, проглотила статью абзацами, ни на минуту не переставая конспектировать лекцию.
Лишь за несколько секунд до перерыва Нина получила газету и читала уже в коридоре, куда ее вынесла волна спорщиков.
Римма нашла-таки себе противника. Женька Хазанов истошно орал на весь коридор, что автор статьи доносчик и вообще подлая личность.
— Подлая? — голос Риммы звонок и неуступчив.
— Да! Славка мой друг, и я знаю эту историю… Ему по-дружески, а он…
— Сколько же человек будет раздваиваться? Говорить — одно, а делать — другое?
— Человек сложен!
— Человек всегда должен быть естественным и правдивым!
Их обступили, теснили. Каждый доказывал свое. Лен-си выныривала то тут, то там. Честно или бесчестно поступил автор статьи — не это ее занимало. Главное — отлынивание от практики. Как же это так? Учиться, чтоб не работать? А государственные деньги, отпущенные на ученье?
Тадж, посасывая трубку, следил за спорщиками жаркими глазами. Ему нравилось всеобщее возбуждение. В этом было что-то от гнева толпы там, на знойном континенте.
— Значит, искренность и правдивость превыше всего?
— Да! — Римма не почувствовала подвоха.
— А разве ты скажешь больному с перитонитом, что его шансы?..
— Женька, не передергивай! — оборвал его Олег. Он подошел к Женьке вплотную, рванул его на себя. — Ты скажи, кто тебя разукрасил? Может, добавить?
— Ну-ну! Локальная может перейти в мировую!..
Парни расцепили их, развели в разные стороны.
«Ведь это я должна была защищать Костю! Ну, кто он для Риммы? Она его даже и не знает! А мне он близок, — думала Нина. — И не мог он поступить подло. Женька злится на него из-за Славки, потому так и говорит. Но ведь Славка первый оскорбил Костю…»
Уже через номер в газете появились отклики. Писали студенты, молодые специалисты: «Таких, как Дупак и Селиванов, надо разоблачать! Им не место в институтах!» Нина читала и соглашалась. Но вот в газете появилось еще одно письмо, которое ее просто ошеломило: «Для чего люди учатся». Написано оно было Риммой Урванцевой.
«…У нас есть студенты, — писала Римма, — которые учатся лишь для того, чтобы отдалить на пять-шесть лет встречу с жизнью. Но ведь эта встреча все равно рано или поздно произойдет!..
И еще среди студентов встречаются такие, которые учатся формально, по-школьному — от и до. Ради оценок. Не познают специальность глубоко, всесторонне, не уделяют должного внимания практике. А ведь любое дело без поиска, без творческого отношения к нему мертво!..»
И тут Нина — даже кровь прихлынула к лицу — увидала свою фамилию. Она — в газете? За что?
Словно все рассыпалось в голове. Хотелось изорвать, спрятать газету… Ее прочитают все в институте, прочитают тетя Вера, отец!.. Заслышав скрежет ключа в замке, она проворно скрылась в своей комнате и села к батарее, зажав руки между колен, чтобы они не вздрагивали от нервного озноба.
Вернулась из школы Вера Антоновна. Тяжело отдуваясь, сняла теплые боты, пальто, прошлась по квартире и приоткрыла дверь.
Нина чуть скосила глаза и сразу поняла — ей все известно.
— Дома?
— Дома, — ответила Нина, сдерживая дрожь и сердясь на нелепый вопрос: «Если хочет что-то сказать, так сразу бы и начинала».
— Ох, уж этот четвертый этаж да мои ревматические ноги… Устала. Фу! Было время — ветром наверх взвивалась. А теперь и ползу, и ползу черепахой… Надо будет почитать объявления, не меняется ли кто ниже этажом…
«Ну зачем она это говорит? Ведь ясно, что отсюда не уедет. Тут все ей дорого, жизнь прошла в этом доме».
— Вечером никуда не пойдешь?
— Н-нет.
— Ну и ладненько. Хоть посидим вместе, посумерничаем на старый лад… Ох, нынешняя семья. Есть муж, сын, а где они? Леонид, как уехал в Красноярск, так и не показывается. И женился там… — видимо, поняв состояние Нины, Вера Антоновна подошла к ней и провела ладонью по ее щеке. Щека была мокрая. — Ну, что ты? Ну! И ничего в том нет такого…
— Ничего?.. — вскричала Нина и тряхнула головой. — Да я!.. Я!.. — мысли стремительно завьюжились в голове, наскакивая одна на другую: «За что ославили на целый свет? За что? Раньше мое имя появлялось в газете только как отличницы. Я получала подарки, грамоты… С таким же усердием учусь и здесь! Даже Римма отстает по оценкам! И однако ославила меня! Поставила в один ряд с теми, кто откровенно бездельничает!..»
— Кто эта Римма?
— Б-бессовестная она! Зависть ее берет!
— М-да… А по-моему, она девушка мыслящая. Ты и в самом деле учишься как-то очень…
— По-школярски? Там так сказано!
— Да. Бездумно, легко.
— Уж как умею!
— Напрасно сердишься. Мне кажется, Римма высказала вслух то, в чем ты сама себе признаться не смеешь.
— В чем?
— А ты подумай, — уклончиво ответила Вера Антоновна. — Любишь ли ты свою будущую профессию?..
— Те-тя Ни-на! Те-тя Ни-на!
— Ни-на Дмит-рев-на!..
Это кричат со двора Эдик с Зоей, ее подопечные. Они стоят под окнами, задрав головы, маленькие человечки с огромными папками для нот в руках.
Нина слабо улыбнулась и помахала им: идите, можно. Пошла к крану, чтобы освежить лицо…
На следующий день ей не хотелось идти на лекции.
Лен-си, встретив Нину в дверях института, подхватила ее под руку и повела по коридору, не давая оглянуться назад.
— Ниночка, я хочу тебе что-то подарить.
«Утешает», — подумала Нина, прислушиваясь к шуму за спиной. Возле окна, в противоположном конце коридора, снова звучит голос Риммы — все такой же неуступчиво-резкий.