— Не все же индюками пыжатся! — возражали ему.
И в перекур затевался разговор о том, каким должно быть начальство и каким оно, к сожалению, не всегда бывает.
Сселение деревень, разбросанных, словно чертом из лукошка, началось сразу же, как покончили с полевыми работами.
Как и предполагал Костя, мало кто сетовал, что зорились насиженные гнезда. Вздыхали только старики, да и то не все, а молодой люд стремился жить кучно, весело, поближе к магазинам, к школе. В нынешнем виде Журавлевский колхоз — если на него глянуть с самолета — напоминал архипелаг: деревеньки-острова отрезаны одна от другой оврагами, перелесками. Не в каждой есть электричество — дешевле было те домишки свезти, чем тянуть к ним линии; люди жили без газет, без кино. Случись беда — надо за несколько километров посылать нарочного. А если весенняя распутица или пурга?.. Находились, правда, и противники сселения, из тех, кто привык жить бирюком на хуторке, подальше от глаз, промышляя на стороне, но их возражения всерьез не принимались. По утвержденному правлением и общим собранием колхозников плану восемьдесят семь деревень свозились в четыре села — Журавлево, Михайловское, Карево и Шерстни.
Но легко, казалось бы, начатое дело сразу же осложнилось. Не всякий дом можно было тронуть с места. Стоит с виду крепкий: крыша не протекает, венцы не осели, а начнут разбирать — крошится трухой, рассыпается на гнилушки. Много свежего лесу потребовалось. Не один вечер Костя провел с Руфиной Власовной, выискивал деньги на строительство. Доход получен от льна, хорошие были удои в летнюю пору, а вот урожай зерновых ниже прошлогоднего, он вообще падает год от году, и это тревожит.
«Каким-то он будет в будущем году?»
По утреннему морозцу, когда почва схватывалась корочкой и можно было идти напрямки, Костя далеко уходил в поля, на самые окраины хозяйства; осматривал пустоши, кружился на склонах, обращенных к полуденному солнцу, трогал землю, прикидывал, что и где лучше сеять. Перламутрово-белый ледок в яминках, из которых вода ушла вглубь, к корням, похрустывал под сапогами, звонко крошился, стерня серебрилась инеем и шуршала.
Он останавливался и подолгу смотрел на озимь — смерзшуюся, седую. Думал:
«Сколько еще страхов в нашем крестьянском деле! Вовремя посеять — это, пожалуй, единственное, в чем ты по-настоящему властен. А дальше?.. Засуха — не жди хороших всходов. Выпадут осадки сверх меры — размоет пашню ручьями. Ударят морозы без снега — опять беда: истрескается почва и нарушатся корни. Затянется бабье лето — разведется в теплой земле червь и поест все…»
Иногда ему думалось, что если бы в древнейшие времена в первую очередь развивалось производство не сельскохозяйственное, а промышленное, где все под крышей, не зависит от ветров и гроз, то люди, наверное, и не выдумали бы бога.
Осенние поля всегда унылы и будят в голове много разных мыслей. Все живое, чем украшает себя земля, — густые травы, хлеба, медвяный клевер, голубой колокольчатый лен — срезано, повыдергано, увезено, и она, ограбленная, тоскливо съежившаяся под коркой льда, кажется мертвой, уже неспособной к чуду. Но что-то происходит в ее толще, где-то копятся тайные силы, — и она, отдохнув, сладко выспавшись под пуховыми одеялами зимы, снова брызнет радугой разнотравья, накормит и оденет! Но и человеку в этом ее извечном стремлении к щедрости нельзя оставлять землю одну.
«Много удобрений и торфа потребуется! Много! Окислились земли, поросли тощим хвощом. Известковать придется. Хорошо бы навозу побольше! Да где его взять, если солома идет не на подстилку, а в корм?..»
Уходил с ним в поля и Геннадий — не стало Артема Кузьмича, и они все больше тянулись друг к другу. Потом как-то захватил с собой Зою Викторовну — учительницу-химичку. И вот уже третий месяц в наскоро оборудованной лаборатории — заняли пустующую избу — Костя при содействии Зои Викторовны делает анализы почв. Им помогают ученики-старшеклассники: Аня Швецова, Игорь Ануфриев, внук Гурьяна Антиповича, в четырнадцать лет научившийся водить трактор, и Геля Яранцева — четвертая из сестер. Дело трудоемкое, нужны сотни анализов, и число помощников все увеличивается. Сначала Костя хотел всю работу возложить на районную агрохимлабораторию, но побывал там, посмотрел, какими темпами это делается, и отказался от такой мысли.
Топится в просторной избе подтопок — отремонтировали своими силами, и по вечерам, вернувшись из рейдов за образцами, парни и девушки обогреваются возле огня. Огонь — это маленькое солнце, к которому можно протянуть иззябшие, нахлестанные ветром руки. С ближайших полей образцы уже взяты, и помощники, вооружившись рюкзаками и лопатами-бурами, уходят и уезжают теперь на дальние участки. Надо успеть до морозов, пока земля не окаменела.
«Как быстро выросли!» — думает Костя, присматриваясь к парням и девушкам. В тот год, когда он заканчивал среднюю школу, они учились в первых-вторых классах, и вот уже взрослые.
«Как же дальше они будут жить? Неужели тоже разъедутся?.. Мало молодежи в селе. Мало! И прав был Артем Кузьмич, когда высказывал свою обиду».
Из последнего выпуска в селе остались только двое: Вера Шерстнева да Виталий Быстров. И то лишь потому, что не прошли по конкурсу в политехнический. Со многими из них Костя беседовал, пытался увлечь работой в колхозе, но все напрасно: ребята мечтали о новостройках, охотно ехали на целину, готовы были поступить в любое ремесленное училище, только бы не оставаться в селе. И Косте стало ясно:
«Нет, когда у них решение уже созрело, уговаривать поздно. Надо раньше находить к их сердцам ключ…»
Однажды он встретил на улице директора школы и заговорил с ним:
— Аркадий Зотыч, не пора ли вам расширить ваши плантации?
— Плантации? Какие плантации? — пробормотал директор, и тоненькие брови-кисточки удивленно приподнялись на его лице.
— Да школьный участок. Десять грядочек моркови, десять грядочек репки — ведь все это было еще десять лет назад!
— А-а… вас, я вижу, тоже распирает дух экспериментаторства? — Аркадий Зотыч хитро сощурил глаза. — Не хватает рабочей силы, и вы хотите школу превратить в одну из колхозных бригад?
— Я хочу, чтобы молодежь оставалась в селе.
— Ну и пожалуйста! Разве я против?.. Вот будет выпускной вечер — приходите. Предоставим слово. Бывшему нашему ученику, а ныне…
— И вы считаете, это подействует?
— Ну… все будет зависеть от вашего красноречия.
— Да никакое красноречие не поможет! Надо, чтоб ребята сердцем к делу прилипли! Если и уедут, так чтоб вспоминали, тянулись назад… Аркадий Зотыч, сейчас я вам открою все свои карты. В колхозе тысяча двести человек трудоспособных. Из них больше половины — старики. Пройдет шесть-семь лет, и мы встанем перед проблемой из проблем. Некому будет работать! Не спасет и механизация. Ведь новая техника легче всего дается молодым, а вот их-то у нас и не будет!..
Аркадий Зотыч вскинул голову.
— Не нам эту проблему решать. Правительство, я уверен, достаточно осведомлено, и в ближайшее время положение на селе изменится.
— Само собой?
— Ну, не само собой, конечно…