— Ты даже не можешь разобраться в ситуации с Лепетовым.
— Да, не могу. Потому что мы очень долго были друзьями, а теперь… теперь я не знаю, кто мы. И порой думаю, что скажу ему, окажись он в трех метрах от меня. Он предал меня.
— В чем это?
— Я не знаю. Не могу этого объяснить, но он предал нашу дружбу, его слова расходятся с делом. Тогда зачем нужны такие пустые слова? Являясь такими, они ничего не стоят. Так что он ничем не лучше твоего Рафинада. Только всегда важен мотив наших действий. И я чувствую, что у Челяева есть этот мотив, а вот есть ли он у Лепетова — не знаю. И мне горько от этого. Потому что нельзя смешивать дружбу и любовь.
— А в чем для тебя отличие дружбы от любви? — Надя села за стол и начала ворошить свои толстые тетради.
— Дружба — это искренность.
— Но и любовь — искренность, — взглянула Надя на Луну.
— Да, — согласилась Луна.
— Тогда?
— Тогда любовь — это нечто большее. — Волшебство.
— Бред! Волшебства нет!
— Вот и Ко убежден в подобном.
— Выходит, ты не любишь Лепетова? — Надя подняла бровь.
— Мы любим маму и папу за всё, что есть в них; Солнце и Луну — за то, что они существуют, позволяют нам жить и созерцать их на звездном куполе. Но бывает, что нам по душе не сам человек, а что-то звонкое в нем! — тихо произнесла Луна.
— В смысле? — вскинула на нее глаза Надя.
— Мне нравится в нём лето, футбол, солнце, прятки, детство. И это сильнее, чем ты думаешь. Бывает, что слова, наполненные сердечным смыслом, очень важны. Такие слова питают душу и помогают думать. Только в таких словах я купалась в детстве. В них — вся красота жизни; внутренняя красота, не придуманное себялюбие или что-то иное…
— Это глупо, — заявила Надя резко. Я не люблю свое детство.
— А у меня было сказочное детство. И такое остается на всю жизнь. Даже когда я стану сердитой старушкой, буду носить в сумке своё безоблачное детство.
— И ты полюбишь того, кто вернет его тебе, — неожиданно заявила Знакова.
— Мое детство цвета полотен Сезанна. Только представь, еще несколько золотых звездочек, которые плавают и искрятся в бездонной нежности! Да, именно так, а признание — не есть любовь, — ответила печально Луна. — Ты можешь полюбить, если тебе признаются в чувствах. А мне… мне нужны порыв и вечность.
— Если бы мне признались в любви, я бы оказалась на восьмом небе! — заглянула в комнату Машка. — Привет, вы здесь деретесь?
— Только словесно, — горько улыбнулась Луна, оборачиваясь к Машке. — Произнеси три слова из своего детства, — попросила она Лианову.
— Семейные, ссоры, деньги, дорогие игрушки, — пожала плечами Машка. — А у тебя? — спросила она.
— Родные, любовь и сказка, — задумчиво произнесла Фрескова и, не дождавшись реакции Маши и Нади, вышла.
Она направилась в маленькую комнатку, где проводила все свое свободное время. Шторы колыхались от открытой форточки. Мороз пустил в комнату ветер, и Луна почувствовала его морозное дыхание на своей груди. Ей захотелось сыграть что-нибудь на пианино, но инструмента здесь нет. От остатка невысказанных эмоций немного кружилась голова, и вспоминались плохие сны.
Завтра наступит новое утро. Она проснется еще до рассвета и будет лежать долго-долго — ждать, когда Надя и Машка уйдут. Уже которую неделю она ждёт их ухода. Почему-то они не понимают ее, считают другой и эта обновленная Фрескова в ее понимании обретает смутные очертания леди. Она хотела казаться, как все, но у нее не получалось. Луна подумала о Хмурой Кате.
Сегодня на перемене Катя рассказывала, как погиб ее отец, она похожа на своего отца. Катя носит с собой в кошельке фото своего отца. А Луна не носит фотографий, потому что, как только, она выставит их на полку, или свернет в кошельке, обязательно произойдет какой-то знак. Но фотографироваться Луне нравится, пусть даже суеверный страх и беспокоит ее. И начался он с сегодняшнего снежного дня, когда она познакомилась с Мирко.
— Может, хоть ты посмотришь со мной футбол? — заглянула к Луне Машка. — Надя надулась, как пузырь и бесконечно что-то учит. Иногда мне кажется, ее голова лопнет от всей этой учености, и она вдруг станет нормальной! — Машка скривила рот и расхохоталась от собственных слов.
— Смотришь футбол? — переспросила Луна рассеянно. — Зачем тебе футбол?
— Ты что не в курсе? Ты же у нас великий игрок!
— В курсе чего?
— Наш «Шик» блестит, да какое там блестит, переливается просто! — Лианова рассматривала ногти и думала о чем-то приятном.