С тех пор я стал пристально следить за стихами Исаковского, хотя появлялись они не часто. Уже потом я узнал, что причиной этому была очень высокая требовательность поэта к своему творчеству, сохранившаяся у Исаковского на всю жизнь.
А вскоре мне удалось познакомиться с поэтом. Это было в начале тридцатых годов. Смоленщина — наша ближайшая соседка. Вот и возникла идея то ли у нас, белорусов, то ли у смолян о взаимной творческой дружбе. Мы пригласили в Минск смоленских писателей, и они приехали. В группу, руководимую Михаилом Васильевичем Исаковским, входили совсем еще юный Александр Твардовский, Вера Лютова и другие. Встреч у нас было много. Мы читали друг другу написанное нами и обсуждали, выступали на предприятиях. Был посвящен встрече большой литературный вечер. Это было давно, многое исчезло из памяти, но облик Михаила Исаковского запечатлелся на всю жизнь. Шли годы и накладывали на внешность его, как и на каждого человека, свои отпечатки, но внутренний облик поэта остался тем же: какая-то особая требовательность к себе, скромность, задушевная теплота речи. Даже в спорах голос его почти не повышался. Но прямота в суждениях, в оценках произведений товарищей привлекла мое внимание и тогда. Все смоляне относились к нему с большим уважением, я сказал бы — даже с особым почтением.
В ту встречу Михаил Исаковский познакомился с Янкой Купалой и Якубом Коласом, и они стали друзьями на всю жизнь. С той поры он много и, пожалуй, лучше многих переводил наших народных поэтов. Это ему удавалось потому, что и сам он был весьма родствен им по творческой сути, да и потому, что отлично знал белорусский язык. Исаковский говорил, что с детства и в юности слышал белорусскую речь и на рынке Смоленска, куда приезжали крестьяне-белорусы, и на улицах города.
Янка Купала и Якуб Колас дорожили дружбой с Михаилом Васильевичем. Они всегда радовались, когда их стихи появлялись в переводах талантливого русского поэта. Исаковскому признательны и благодарны были наши классики, да и поныне — вся наша белорусская поэзия. Он вдохновенно перевел многих.
Известная поэма Аркадия Кулешова «Знамя бригады» получила широкую дорогу не только благодаря достоинству оригинала, но и благодаря замечательному переводу М. Исаковского.
Михаил Исаковский работал неторопливо, но упорно и много, до скрупулезности точно относясь к каждой находке переводимого поэта. А работать ему было нелегко: мешала врожденная сильная близорукость. Максим Горький, узнав о тяжелом недуге поэта, прислал ему из Италии очки. Они, конечно, помогли поэту, но близорукость, прогрессировавшая всю жизнь, тяготила его. Вот несколько строк из писем ко мне:
«…Прости за столь «размашистое» и «крупнокалиберное» письмо — так я пишу сейчас, когда приходится писать от руки (иначе не вижу букв — если они мелки)». И в другом месте: «Я все вожусь со своими биографическими записками. Начал писать, а сейчас и сам не рад: очень трудно все это мне дается — ведь я пишу почти не видя того, что пишу».
Вот так нелегко было писать Михаилу Васильевичу свою замечательную повесть «На Ельнинской земле», которую с большим интересом встретили читатели. Примечательно, что недуг не наложил печати уныния на содержание повести, она правдиво отражает бурную, полную энтузиазма юношескую жизнь поэта и сельского активиста, она светла и оптимистична.
В тридцатых годах Михаил Исаковский по приглашению Союза писателей СССР переехал в Москву. Поэту хотелось быть в центре литературной жизни, да и слабое здоровье требовало постоянного наблюдения врачей.
В моей дружбе с Михаилом Васильевичем было столько уважения и даже почитания, что я никак не мог осмелиться называть его на «ты», пока он сам не настоял на этом.
«Я только не совсем понимаю, — писал он мне в ответ на мое письмо, — почему ты, обращаясь ко мне, называешь меня на «вы» и пишешь в возвышенном тоне. Ведь мы же друзья и можем говорить друг с другом проще обо всем, что только потребуется. Мне кажется, что это так».
Трудно перечислить все, что Михаил Васильевич сделал для меня. Переводил стихи и поэму «Леса Наддвинские», написал предисловие к моему двухтомнику, изданному в Гослитиздате на русском языке, постоянно помогал советами. Но самым главным, конечно, было непосредственное общение с поэтом. Мы много говорили с ним о советской многонациональной поэзии, к которой Михаил Васильевич относился заботливо, любовно и вместе с тем очень требовательно. Для нас, белорусских поэтов, было большой радостью, когда Михаил Васильевич брался за перевод наших произведений. За выдающийся вклад большого русского поэта в дело популяризации белорусской литературы правительство Советской Белоруссии присвоило М. В. Исаковскому звание заслуженного деятеля культуры БССР. Помню, Михаил Васильевич не смог из-за болезни приехать в Минск, чтобы получить грамоту и Почетный знак. Президиум Верховного Совета БССР поручил эту приятную миссию мне. Я написал Михаилу Васильевичу о своем приезде. И в ответ получил его письмо: