За стеной Иван Петрович играл на гитаре. То жалобные, то суровые звуки приятно баюкали, и казалось, что плывешь на лодке по широкой-широкой реке. А кругом заливные луга, заросли, вдали село… Как бы только Петя не упал в воду…
— Катя! А, Катя!
Катя подняла голову и с удивлением увидела, что никакой реки нет, а лежит она на своем сундуке, а рядом с ней стоит Варвара Петровна.
— Ты почему креста не носишь?
Катя не сразу поняла спросонья.
— Почему, говорю, на шее креста не носишь?
— Я его потеряла еще года три тому назад… Купалась в реке и потеряла…
— Ну, вот… креста у меня нет, а я тебе ладонку на шею надену. Это такая ладонка, от всякой напасти предохраняет… Ты ее береги.
— Спасибо!
— Никому не давай… Не снимай ни за что… уж если надела ее, снимать никак нельзя.
— Хорошо.
— Ну, спи.
Варвара Петровна отошла от Кати.
Катя пощупала ладонку. Она была наощупь твердая и с непривычки было с ней неудобно.
Катя опять повернулась к стене.
Звуки все наростали и наростали. Гитара рокотала в самом деле, как река, прорвавшая весною ледяные преграды. Опять лодку понесло течением… Страшно, но хорошо… Катя чувствовала, как сладко немеют у нее руки и ноги. Она заснула.
Утром Варвара Петровна сказала Кате.
— Нам нужно будет с тобою по делу в Каширу съездить. Это под Москвою город такой небольшой. А за Петей Зина присмотрит. Она там-то у себя намерзлась.
Кате очень не хотелось расставаться с Петей. Тетка ей как-то не внушала доверия, и предприятия ее Катю несколько пугали. Куда ехать, зачем? Но на Зину, конечно, положиться было можно. Петя никогда с нею не капризничал, а когда она приходила, он всегда радостно устремлялся к ней навстречу.
Ехать решено было в 4 часа дня.
В КОМНАТЕ было до того жарко, что Иван Савельич Огурцов объявил о своем желании снять с себя все, кроме исподнего.
— И ты, ваше сиятельство, раздевайся, — сказал он, икая после выпитого самогона, — а то эдак и лопнуть можно!.. Ффу!..
Тот, кого назвали «ваше сиятельство», был в самом деле похож на князя, хотя бы и бывшего. Худой, стройный, с тонкими руками и точеным бритым лицом, он являл разительный контраст с толстым бородатым огородником.
Он обернулся к Прасковье Осиповне (жене Огурцова) и сказал с любезной улыбкой, берясь за обшлага своего пиджака.
— Вы разрешите?
Огородничиха расплылась вся от этой любезности и стала уж совсем поперек себя шире.
— Ах, сделайте такое ваше одолжение…
— И брюки снимай, ваше сиятельство.
— Ну брюки зачем же…
— Взопреешь… ишь градусник-то, в рот ему дышло, как вспер.
Князь посмотрел на градусник, висевший на стене. Это был очень диковинный градусник в виде морской царевны, обхватившей мачту корабля. Мачта и была градусником.
— Да… это солидно… Двадцать два градуса…
— И еще больше будет, — с восторгом заорал Огурцов. — Осиповна, еще полешек подкинь… Вон ей сколько места еще, ртути-то.
— Жарко будет…
— Ничего… нагишом будем сидеть… А? Хо-хо!..
Но князь сказал:
— Ты всегда скользкие темы затрагиваешь… Довольно топить.
— Ну, довольно, так довольно… А у вас-то прежде в доме-то вашем до скольких топили?
— Да было градусов пятнадцать…
— Ну, стало быть, кончай… И то перетопили.
Князь вынул из кармана золотой портсигар и закурил.
У Огурцова глаза так и засверкали.
— Эх, — воскликнул он, — ваше сиятельство… Ей-богу… Продал бы мне… Я тебя картошкой засыплю…
— Нельзя, братец, фамильная вещь…
— Уж больно он… золотой! Сверкает!..
— Из этой, братец, штуки Суворов табак нюхал.
— Суворов… Ишь ты, козла тебе в поясницу…
— Здорово… Десять мер отсыплю…
— Смеешься… За историческую вещь десять мер! Да ее за границей…
— Так до заграницы еще доехать надо… А у тебя вон брюхо-то худо-ое…
— Ничего… и так хорошо.
— Ну, не хоть, как хошь. Ну расскажи-ка что-нибудь, ваше сиятельство. Выпей вот еще и расскажи.
— Да что тебе рассказывать?
— Ну, что ли, как в этом, как его… Монте…
— Монте-Карло…
— Во-во! Как это ты там в рулетку дулся…
Огурцов налил самогону в стаканчики и, расправив бороду, уперся руками в коленки. Он заранее переживал удовольствие рассказа.
— Да что ж особенно рассказывать…
— Нет, ты все как намедни… с самого начала…
— Ну вот, сижу я это раз в Москве зимой… Погода дрянь… Я позвонил лакею… На четверг билет в Ниццу… Ну, паспорт я, конечно, сразу доставал…