– Всё это увидел я сам, пав с Небес, – подытожил Падший.
Наш честный разговор прервал воин, стоящий у входа в покои Тёмного, чей силуэт виднелся сквозь полог. Велиар подошёл к выходу и медленно открыл завесу, ослепляя меня светом. Мои глаза крепко зажмурились, пытаясь спрятаться от резкой боли под веками.
– Владыка, – уважительно произнёс воин.
Постепенно открывая глаза, я ощущала, как по щекам стекают капли слёз. Велиар сделал несколько шагов из своих покоев навстречу воину. Провожая его взглядом, через приоткрытую завесу я заметила надвигающиеся снежные тучи. Зима вступила в свои права. Воин низко поклонился, протягивая в руке что-то своему Господину.
– Передай ей, что она скоро вернётся, – проговорил Хозяин Тьмы и зашёл обратно, вновь скрывая свет за собой и завесой.
Они говорили о Еврелии. Она ждёт меня.
– Я бы кинул тебя в Гихон лично, но твоя Земная Мать не оценила бы этого поступка. Поэтому… – Мужчина протянул ко мне белый камень, в выемке которого плескалась Живая Вода. – Я попросил её даровать это для тебя. Он опустился на колени перед моими ступнями и положил камень у моих ног. Тёмный сжал пальцами нижний край своего одеяния, которое накрывало меня.
Теперь я видела, как мы похожи. Велиар тоже хотел возразить Божьей Воле, но был ранен вновь. Мне он не дал совершить свою же ошибку, сохраняя меня здесь, на Земле, для того, чтобы чтить память о Татиане уже в своих, основанных на её учениях, поступках, смыслом которых всегда было благо людей. Но почему он сделал это? Почему вдыхал в меня свою Силу как Дьявол, а затем неистово целовал как обычный мужчина и вдыхал в меня жизнь, подобно Богу? Зачем рассказал мне ту правду, с которой боролся самостоятельно, сделав в итоге тот выбор, который привёл его ко всеобщей ненависти?
— Не надо, — мой голос звенел сталью, когда я сжала ткань, словно последнюю нить, связывающую меня с миром живых, крепко прижимая её к израненной груди и тем самым запрещая Велиару продолжать то, что он собирался делать.
— Этого требуют твои раны, — настаивал Падший, и в голосе его звучала тень укора. — Если так будет спокойнее, я сделаю это в темноте, отвернувшись. Но не потому, что мне неприятно смотреть на твои шрамы, как ты сказала. Совсем не поэтому.
— Не надо, — повторила я, словно заклиная себя. — Я должна справиться сама. Боль станет напоминанием о дне, когда меня изранила Воля Божья. Впервые. — Я произнесла это, сравнивая свои шрамы с его, и мой голос звучал отстраненно, чуждо. Казалось, за эти девять дней Велиар выковал из меня другую Вирсавию, ту, что способна говорить, когда я сама не в силах.
Он отпустил ткань, подперев подбородок коленом и погрузившись в созерцание. Я же, собрав волю в кулак, запретила себе издать хоть стон. Напряжение пронзило тело, и сквозь раны проступила кровь, обагряя мою плоть багряным исповеданием боли. Стиснув зубы, подтянув ноги, я поднялась, облачаясь в черные одеяния Владыки Тьмы, что укрывали меня, словно саван. Накинув ткань на голову, я скрылась в тени, став воплощением ночи. Отныне, я провозгласила чёрный ритуальным цветом.
Теперь я смотрела на Велиара сверху вниз, чувствуя себя им, – вершителем судеб, окутанным пеленой власти.
— Сейчас я уйду. И сорок ночей, до дня поминовения Татианы, я буду носить эти чёрные одежды и свои раны как знамя скорби, пытаясь возродить её Силу, дать ей достойное продолжение. — Мой взгляд не дрогнул под пристальным взором Велиара. — Живую Воду в камне из реки Гихон я дарую твоим израненным воинам, по капле каждому, на весь период ледяного безвременья.
И сейчас я скажу ему то, что изменит абсолютно всё в том предстоящем, которого я желаю для жизни на этой Земле. Я сделаю ему то предложение, на которое никогда бы не решилась, если бы всё ещё была собой до случившегося.
— Когда земля вновь откроется семени, приходи на мост, и мы встретимся.
Владыка Тьмы не спешил подняться, напротив, он остался у моих ног, словно поверженный. В его глазах плясали огни, зубы оскалились в улыбке. Рука скользнула под мой траурный покров, обнажив часть моей изуродованной ожогом ноги. Его прикосновение не сломило моей сосредоточенности, ровного, редкого и мучительно болезненного дыхания. Дьявол склонился, прикоснувшись губами к моей пылающей коже. Моё тело пульсировало в агонии, но я не имела права выдать эту боль, даже самой себе. Выпрямившись, Велиар заглянул в самую глубь моих глаз, словно благословляя.
— Боже, храни Ведающую, ибо ведает, что творит.
Глава VI: Обряд
Снег, словно саван, уже успел укрыть израненную землю, пока я умирала и воскресала в покоях Велиара. На мне лишь его чёрное одеяние, зловещим шлейфом скользившее по земле, гонимое ледяным ветром, словно призрачные объятья. Босыми ступнями ступаю по тропе, некогда опалённой моим отчаянным бегством к нему в мольбе о даровании смерти девять ночей назад. Но сейчас этот путь чужд и незнаком. Холод, пронзающий до костей, более не страшит – он стал частью меня, въелся в самую суть. Гранитные хребты скал, изрезанные временем и бурями, казались неприступными бастионами, но я, обезумевшая от горя, карабкалась по ним, падая на острые осколки, не чувствуя боли. Лишь сейчас, когда взгляд касается этих отметин, тело с запоздалым стоном напоминает о перенесённых муках.