– Только его. – Осуждающе ответил мой собеседник.
– Как долго я нахожусь здесь?
– Третий день.
– Где я сейчас?
– В Королевском госпитале Великобритании.
Лёгкость от лекарств пришла одновременно с обозначением моего местонахождения. Дальше у нас была лёгкая светская беседа, потому что опиум был хорош и мне это нравилось.
– Меня зовут Джонатан Лэрд, можно просто Джон, я хирург и Ваш лекарь.
– Благодарю Вас, Джон, за то, что заботились обо мне, пока я была в этом состоянии.
– Я пытался выяснить Ваше имя, как только Вы поступили. Но Вы хорошо скрывали его, за отсутствием личных вещей, документов при себе и своим молчанием в ослабленном сознании.
Расслабленное состояние нашептывало, что мне, чёрт возьми, сопутствовало счастье. Именно поэтому я выбрала то имя, которое его олицетворяет. Прямо сейчас я вспомнила арабский язык и одно слово, что и означало удачливость.
– Мэдин. – Спокойно произнесла я, думая и о фамилии. Мне, кстати, всегда нравилась зима... Я родилась зимой. – Уинтер.
– Что же, мисс Уинтер, добро пожаловать в Лондон.
– Можно просто - Мэдин.
Тебе, добрый человек, сейчас можно всё, ты дал мне хорошее лекарство.
– Мы проведём ещё несколько обследований и будем разрабатывать для Вас индивидуальное лечение. Но скажу сразу, каннабис и псилоцибин в него входить не будут.
– Оставите хотя бы морфий?
– Только если Ваше состояние снова начнёт ухудшаться, чего не происходит на сегодняшний день. Вы очень быстро восстанавливаетесь, учитывая то, какой я принял Вас и то, что сейчас Вы способны самостоятельно разговаривать и начинаете двигаться.
– Я не буду занимать эту койку слишком долго, обещаю.
Торжественно поклялась я ему и даже крикнула что-то типа "храни Вас Бог, Джон!", когда он уходил к другим пациентам. Джон же в ответ крикнул мне что-то вроде "я не верю ни Бога, ни в Дьявола, мадам, я верю только науке" и этим он сразу вызвал у меня доверие.
Когда опиум перестал попадать в меня, а тело излечилось, я, как и обещала, покинула койку. Но не покинула госпиталь.
– Могу я остаться здесь на какое-то время, чтобы помочь с пациентами? – Спрашивала я разрешение у Джона, потому что хотела спасть людей. И, на этот раз, не своей Силой, а знаниями и возможностями, которые здесь есть. И то, что происходит здесь, по-истине моя прерогатива.
Я впервые в госпитале. Естественно, у меня нет настоящих медицинских знаний и вообще никакого образования. То, что я знаю и умею люди записали в сборники "народной медицины" и "секреты бабки-поветухи". Поветухой я, кстати, никогда не была. Идея остаться в этом месте привлекла меня ещё и тем, что здесь любое исцеление будет легальным. Стоило раньше произойти исцеляющему чуду или появиться Божественному Источнику, так об этом сразу разносила молва, привлекая к месту всеобщее внимание и, главное, внимание Велиара. А в госпитале люди выздоравливают, не так ли? Каждый день. Без создания вокруг этого того, что поведет Тьму по следам за мной. Знаниями лекарей, руками врачей. Да, с молитвами о здравии болящего на заднем фоне, исходящих от их родственников, но, в первую очередь, силой обычных людей, рядом с которыми мне место.
Джон был хорошим врачем. Казалось, на нём здесь держится абсолютно всё. Моя персона только мешалась бы ему под ногами. И я с этим абсолютно согласна. Но 28 сентября на шахте Хасвелл произошел взрыв черного газа. И в госпитале стала необходима работа и помощь всех, кто желал помочь. Если бы не это, Джон не оставил бы меня там.
Он разрывался. Все мы носились с одной задачей - спасти людей. Мест не хватало. Рук тоже. Потому, мои руки тоже вполне сошли в данной ситуации. Однако, всего четверо шахтеров выжили.
В каждой смерти Джон винил себя, как того, кто не смог вовремя оказаться везде и сразу, спасти одновременно всех. И мне было знакомо его состояние. Он не спал. Не ел. Только работал. И каждый час уходил в детское отделение, в котором лежал его больной сын. Александр.
Джонатан Лэрд был не разговорчив. Чтобы узнать его историю, мне пришлось очень долго ждать. Представьте, что у вас появилась медсестра, которая совершенно ничего не знала о своей работе и сопоставьте, сколько времени необходимо до того, чтобы она начала ориентироваться в диагнозе и необходимых лекарствах. Так вот, столько времени прошло.
Мы вместе заполняли медицинские карточки, когда дневная смена подошла к концу. И за простым рабочим диалогом последовал диалог-откровение. А начался он с истории госпиталя.
– Уильям Марсден основал Королевский бесплатный госпиталь в 1828 году. У Марсдена была дочь. Эванжелина. Его вдохновение, радость. Но после её двенадцатого дня рождения, семья заметила резкие ухудшения в здоровье ребёнка. Слабость. Потеря сознания. Отёки. Спазматические мигрени. Серьезность проявившейся болезни была очевидна любому, едва взглянувшему на неё. Ребёнок умирал. Все последующие годы мать девочки молилась сутками напролёт и водила дочь на службы в церковь, Уильям пытался излечить её всеми своими силами. Когда он понял, что его знаний в хирургии недостаточно для того, чтобы поставить точный диагноз, он обратился во все возможные инстанция, чтобы найти спонсора для оплаты обследования Эванжелины в другой клинике заграницей. И у него это даже получилось. Но тогда, когда было уже слишком поздно. Вскоре, на голове девочки начала расти опухоль. Помогал только опиум, дозы которого приходилось увеличивать с каждым месяцем. Спустя пять лет поисков помощи в исцелении, в один день, уже семнадцатилетняя девушка, впервые проснулась без намёка на какой-либо убивающей её недуг. Она подумала, что Господь проявил своё милосердие к ней и решила отблагодарить его своей вечерней молитвой. Перед этим, она провела безмятежное утро в компании своей матери, помогла ей собрать ягоды в саду, одновременно с этим выучив их названия на французском, надела самое красивое и торжественное платье из своего гардероба и отправилась в церковь Святого Андрея. Уже меньше, чем на полпути, боль снова вернулась к девушке. В последний раз. Уильям Марсден нашёл свою дочь в полуживом состоянии, когда жена сообщила ему, что Эванжелина давно должна была вернуться с вечерней исповеди и ему немедленно стоит пойти на её поиски. Свой последний вздох их дочь издала к следующему вечеру. А Марсден, потрясенный смертью единственного ребёнка и поглощенный злостью на собственную недостаточную компетентность и врачебную немощность, направил все свои силы, влияние в обществе и полученную им спонсорскую помочь на создание Королевского бесплатного госпиталя в Лондоне.
– А мать девочки? Что стало с ней?
– Она обезумела. Ей казалось, что боль Эванжелины всё ещё терзает её там, на Небесах, но дочери обязательно станет легче, если она - мать будет принимать опиум здесь, вместо неё. Не выдержав и месяца своих безумных убеждений, женщина покончила с собой, переборщив с препаратами.
– Какая тяжелая судьба. – С глубоким сочувствием тихо произнесла я.
– Мне с детства хотелось помочь больным зверям, как и любому ребёнку. Но помню, примерно в девятилетнем возрасте, я спросил у матери, почему она ругается на меня за то, что я препарирую лягушек тайком от неё, ведь если смогу изучить их лучше, то смогу потом понять и человека, помочь человеку. Тогда она ругалась ещё сильнее и настаивала на том, чтобы я и думать забыл об этом всём. Только я не забывал. Я чувствовал в себе способности к врачеванию, меня тянуло к этим запретным знаниям как мотылька на свет костра. Поэтому, я не упускал возможности подслушивать разговоры врачей на первом этаже открытых окон больниц и подглядывать за их работой. В шестнадцать лет я услышал, что в том самом госпитале его основатель набирает команду юных девушек и парней, желающих посветить свою жизнь медицине и решил переехать из Манчестера в Лондон, просто поставив мать перед данным фактом.
Прежде, чем Джон продолжил, он взял ещё одну стопку медицинских карт.
– На моё удивление, вместо привычных споров и возражений, бурных эмоций на её лице, я увидел горькое смирение. Она тихо сказала тогда в ответ, что медицина слишком жестока к тем, перед кем открывает свои тайны. Я, конечно же, тогда ни черта не понял. Пока мама вдруг не перешла на откровения и не выдала имя моего настоящего отца.
– Твой отец тоже был врачом.
– Мой отец был не просто врачом. Он был тем самым гениальным врачом, не сумевшим спасти собственную дочь.
От осознания его истории у меня замирало дыхание.