Эмили уперлась невидящим взглядом в стену.
– Я все думал о детской комнате, – продолжил Майрон. – Почему Грег после убийства направился именно туда? Но в том-то весь и фокус. Он там не был. Поэтому кровь в подвале осталась незамеченной.
Эмили сжала руки в кулаки. Она покачала головой и проговорила:
– Ты не понимаешь.
– Тогда объясни мне.
– Он хотел забрать моих детей.
– И ты решила его подставить.
– Нет.
– Сейчас не время лгать, Эмили.
– Я не лгу, Майрон. Я его не подставляла.
– Но ты подбросила орудие…
– Да, да, – перебила она, – ты абсолютно прав. Но я его не подставляла. – Она закрыла глаза и опять открыла, будто решив поупражняться в медитации. – Нельзя подставить человека, когда он виноват.
Майрон замер. Эмили смотрела на него с каменным лицом. Ее руки были сжаты в кулаки.
– Ты хочешь сказать, что Грег ее убил?
– Конечно. – Эмили шагнула к нему, стараясь выиграть лишние секунды, как боксер на ринге восстанавливает силы под отсчет судьи. Она подняла плащ. – Мне действительно его уничтожить, или тебе можно доверять?
– Сначала мне нужно услышать объяснения.
– Может, чашечку кофе?
– Нет.
– А мне надо выпить. Пойдем побеседуем в кухне.
Она вскинула голову и двинулась по коридору той самой походкой, которую Майрон видел на пленке. Он проследовал за Эмили в ослепительную кухню. Комната сияла белым кафелем. Многие пришли бы в восторг от такого декора, но Майрону он напомнил писсуар в роскошном ресторане.
Эмили взяла блестящую кофеварку.
– Уверен, что не хочешь кофе? Это «Старбакс». Сорт «Гавайский Кона».
Майрон покачал головой. Эмили уже полностью пришла в себя. Болитара это устраивало. Человек в спокойном состоянии больше говорит и меньше думает.
– Даже не знаю, с чего начать, – вздохнула она, наливая в кофеварку кипяток. По кухне разлился густой аромат. В рекламе кофе кто-нибудь из них непременно бы воскликнул «А-а-а-х!». – Только не говори «начни сначала», или я закричу.
Майрон поднял руки, показывая, что не собирается делать ничего подобного.
Эмили нажала на пресс, опустила до упора и надавила крепче.
– Это произошло в супермаркете, – произнесла она. – Я собиралась купить замороженные пончики, когда, откуда ни возьмись, появилась женщина. Буквально выросла из-под земли. Сообщила, что знает кое-что, от чего моему мужу не поздоровится. И если я не заплачу, она проинформирует об этом прессу.
– Что ты ей ответила?
– Я спросила, нет ли у нее четвертака на телефон. – Эмили издала смешок и выпрямилась. – Шутка. Я заявила, пусть она идет и прикончит этого чертового ублюдка. Она кивнула и пообещала, что свяжется со мной.
– И все?
– Да.
– Когда это случилось?
– Не помню. Две или три недели назад.
– И что произошло дальше?
Эмили открыла шкафчик и достала чашку. На ней был нарисован какой-то персонаж из мультфильма, а рядом красовалась надпись: «Лучшей в мире маме».
– Кофе хватит на двоих, – заметила она.
– Нет, спасибо.
– Уверен?
– Да. Так что случилось дальше?
Эмили склонилась над столом и уставилась в кофейный пресс, точно это был магический кристалл.
– Через несколько дней Грег сделал мне нечто такое, отчего я… – Она остановилась. Ее тон изменился, каждое слово стало продуманным и взвешенным. – Я уже говорила тебе в прошлый раз. Он сделал нечто ужасное. Детали несущественны.
Майрон промолчал. Не имело смысла упоминать сейчас о пленке. Главное, дать ей высказаться.
– В общем, когда она появилась в следующий раз и объявила, что Грег готов заплатить за молчание, я предложила дать ей больше, если она все мне расскажет. Она заметила, что это будет стоить дорого. Я ответила – плевать, сколько бы ни стоило. Я пыталась поговорить с ней как с женщиной, объяснить, что оказалась в трудной ситуации и Грег может отобрать у меня детей. Она ответила, что все понимает, но не может позволить себе быть филантропкой. За информацию придется заплатить.
– Она назвала цену?
– Сто тысяч долларов.
Майрон присвистнул. Ничего себе надбавка! Очевидно, тактика Лиз Горман заключалась в том, чтобы тянуть деньги из обоих, выжимая все, что можно, пока позволяют обстоятельства. Или, наоборот, она желала побыстрее провернуть дело, собрать двойной куш и опять уйти на дно. В любом случае Горман было выгодно использовать все заинтересованные стороны – Грега, Бокса и Эмили. Деньги за молчание. Деньги за информацию. Шантажисты держат слово так же плохо, как политики.
– Ты знаешь, что у нее было на Грега? – спросил он.
Эмили покачала головой:
– Она не сказала.
– Но ты собиралась заплатить ей сто тысяч долларов?
– Да.
– Даже не зная за что?
– Да.
Майрон развел руками:
– И тебе не пришло в голову, что она может оказаться просто сумасшедшей?
– Честно? Нет, не пришло. У меня могли отобрать детей, черт возьми! Я была в отчаянии.
И это отчаяние, подумал Майрон, Лиз Горман использовала в своих целях.
– Значит, ты так и не выяснила, чем она угрожала Грогу?
– Нет.
– Например, речь шла об азартных играх?
Ее глаза сузились.
– Что?
– Ты знала, что Грег играл?
– Конечно. И что из этого?
– Тебе известно, сколько он тратил на игру?
– Немного. Иногда ездил в Атлантик-Сити. Делал мелкие ставки на тотализаторе.
– Вот как?
Она вглядывалась в его лицо, пытаясь сообразить, к чему он клонит.
– А в чем дело?
Майрон посмотрел в окно. Бассейн был еще накрыт, но с юга уже вернулись стайки дроздов. Они толпились у кормушки, долбили ее клювами и возбужденно подрагивали крылышками, как собаки, размахивающие хвостом.
– Грег был азартным игроком, – объяснил Болитар. – За эти годы он спустил несколько миллионов. Фелдер не растратил его деньги. Грег сам проиграл их.
Эмили покачала головой.
– Это невозможно, – сказала она. – Мы жили вместе почти десять лет. Я бы что-нибудь заметила.
– Игроки часто скрывают свою страсть. Они лгут, прячутся, крадут – лишь бы сделать ставку. Это как болезнь.
Глаза Эмили сверкнули.
– Значит, вот чем эта женщина хотела припугнуть Грега? Его страстью к игре?
– Думаю, да.
– Но Грег точно играл? И потерял из-за этого все деньги?
– Да.
В ее взгляде вспыхнула надежда.
– Тогда ни один судья в мире не сделает его опекуном, – произнесла она. – Я выиграю дело.
– Судья отдаст ребенка скорее игроку, чем убийце, – возразил Майрон. – Или человеку, фальсифицирующему улики.
– Я уже сказала. Они были настоящими.
– Допустим, – согласился Майрон. – Но давай вернемся к шантажистке. Значит, она потребовала сотню штук.
– Верно.
– Как ты собиралась заплатить?
– Женщина заявила, что в субботу вечером я должна стоять рядом с платным телефоном у супермаркета «Гранд юнион». Предполагалось, что я приеду туда к полуночи и привезу деньги. Ровно в полночь она позвонит и назовет адрес на Сто одиннадцатой улице. К двум часам я буду на месте.
– Ты отправилась на Сто одиннадцатую улицу в два часа ночи со ста тысячами долларов? – В его голосе звучало недоверие.
– Я собрала лишь шестьдесят тысяч, – уточнила Эмили.
– Женщина об этом знала?
– Нет. Слушай, все это звучит дико, но ты не понимаешь, в каком отчаянии я находилась. Я была готова на все.
Майрон кивнул. Он понимал, на что могут быть способны матери. Любовь доводит до безумия, материнская любовь – тем более.
– Свернув за угол, я увидела, что из дома выходит Грег, – продолжила Эмили. – Меня это поразило. Он шел с поднятым воротником, однако я разглядела его лицо. Мы с ним давно женаты, но я ни разу не видела у него такого выражения.