Даже моя апатия ко всему окружающему не помогает скоротать время. Я выспалась, кажется, на год вперёд. Не знаю, может, от лекарств, но сны стали немного спокойнее. А, может, от того, что психологиня все же меня разговорила. Это случилось сразу после известия о том, что папы не стало. Я даже не заметила, как стала рассказывать врачу о наболевшем. И о папе, и о том, что произошло в подвале. О том, что я убила человека... Хотя человеком то существо назвать сложно.
Я не знаю, чего ждала... Осуждающего взгляда или ещё чего-то? Но психологиня повела себя очень профессионально. Слово за слово, и мне становится вроде бы легче.
Зоркий приходит ко мне почти каждый день. Он оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Следователь, ну надо же... С редким, красивым именем. Захар...
Он все так же немногословен, но мне и не нужны слова. Участие Захара в моей жизни становится нормой. И в один из его визитов я случайно узнаю, что его отстранили от того дела. Он долго выслеживал главаря, долго добивался доверия, уважения членов банды. Но потом что-то пошло не так...
А ещё мне разрешили, наконец, выходить из палаты. Первым делом я пошла к Ёрику. Он, как оказалось, находился все это время рядом. Поход в соседнее крыло к другу получается тяжёлым для меня. И физически, и эмоционально. Я снова плачу, смотрю на Юрку и снова вспоминаю все. Он, несмотря на свое все ещё не восстановившееся здоровье, пытается меня утешить и пожалеть. Но у меня к себе жалости не осталось. Она вся вышла в том подвале, осталась валяться на полу вместе с отрезанными волосами.
Когда я возвращаюсь в палату, чувствую себя выжатым лимоном. А в палате у окна меня ждёт Захар.
Сердце подпрыгивает, когда вижу его крепкую спину. Оборачивается. Уголок губ вздрагивает. Это я уже знаю, он так типа улыбается.
- Привет, - здоровается первым.
- Привет.
Прохожу к кровати и заваливаюсь, словно мешок картошки. Всё тело становится ватным. Устала ужасно...
- Как ты?
- Нормально. К Юрке ходила.
- Я рад, что ты теперь выходишь. Врач сказал, что ты идёшь на поправку. И если дальше все пойдёт хорошо, к концу недели выпишут.
- И почему врач говорит это тебе, а не мне? - усмехаюсь. Улыбка даётся мне с трудом. Не знаю, почему. Кажется, губы забыли, как это...
- Понятия не имею. Наверно, я вызываю доверие.
- Наверно.
А я знаю, почему. Помню тот разговор Захара с врачом. Когда Зоркий представился моим женихом. Зоркий... Я даже называть его так не хочу. Сразу внутри поднимается вся та муть, что только начала оседать. Захар рассматривает моё лицо, словно в этот момент читает мысли. А я только и думаю о том, что не хочу... Не хочу, чтобы он уходил. Потому что с ним по-прежнему более спокойно, чем без него. И хоть я знаю, что всю банду накрыли, не хочу оставаться одна...
19.
- Ну что же… Вы уверенно идете на поправку, и послезавтра я Вас выпишу. Сегодня сдадите все анализы, завтра получим результаты. И если все будет в норме – попрощаемся с Вами.
- Хорошо, - отвечаю отстраненно. Мысли совсем не о том. Я не могу понять, как мне жить дальше. Без папы. Возвращаться в загородный дом совершенно не хочется. В квартире тоже одной находиться невыносимо. Надо спросить совета у Захара. Он по любому сможет направить меня в нужное русло.
Юрку уже выписали, он вернулся домой. Когда Захар принес мне мой телефон, я первым делом позвонила другу. Ходить к нему мне было все еще тяжело, но есть же видео связь. Замечательная вещь. И от Ёрика я узнала, что мы потеряли работу. Директор не мог ждать, пока мы поправимся после происшествия, и нашел нам замену. Не мудрено, наплыв желающих организовать праздник большой, а аниматоров вокруг пруд пруди. Тем более, история о нападении была в новостях, и директор решил просто откреститься от этой шумихи.
Может, и к лучшему. Нет настроя на развлекательные вечеринки. Хочется закутаться в одеяло и просто смотреть в окно. Красиво. Осень потихоньку вступает в свои права. Как-то резко подул прохладный ветер, раскачивающий стройные тополя. Начали опадать листья с высоченный каштанов. Дворникам прибавилось работы, и они с садовыми тачками, метлами и другим инвентарем наперевес целыми днями ходят по дорожкам околобольничного сада, сметают листья в большие кучи и пакуют в мешки. Деревья почти обнажили свои ветви, небо стало пыльно-голубым, с росчерками белых облаков. Даже солнце почти перестало греть. Но мне почему-то все равно. Такой пейзаж за окном больше не навевает тоску. Он – абсолютный двойник моего настроения. Тоска – мой постоянный спутник. Кроме тоски в душе ничего не осталось.