И вечером впервые не выпила таблетку.
Тоска, что сжирала меня изнутри никуда не делась, но стало немного легче. Не хотелось каждую минуту прилечь и подремать. И впервые за последнее время, я стала замечать, что творится вокруг. Словно мои органы чувств стали просыпаться. Я стала четче слышать звуки и улавливать запахи, появилось желание выйти на улицу, открыть окна на проветривание, привести себя в порядок.
На улицу я, конечно, вышла, но не надолго, потому что погода радовала солнцем, но похолодало ощутимо. А верхней одежды у меня с собой нет. Надо бы посмотреть, видела в прихожей шкаф, может, там что-то найдется.
Что касается внешности и вообще в целом моего ощущения себя – неприятные ощущения в теле прошли, от синяков ничего не осталось, лишь неровно отпиленные пряди напоминали о том, что произошло. Посмотрев в ванной комнате и не найдя там ножниц, иду на поиски в кухню. В одном из ящиков находятся вполне приличные ножницы, похожие на парикмахерские.
В горячем душе отмокаю долго, словно пытаясь смыть что-то невидимое с кожи. Я давно не пахну подвалом, это скорее фантомное. Знаете, как человек с ампутированной ногой чувствует боль… Так и я, только все конечности на месте. Это не боль, это запах плесени и пыли…
Заматываюсь в большое полотенце и рассматриваю себя в зеркале. Прочесываю волосы найденной в шкафчике расческой и, примерившись, ровняю ножницами концы. Сразу убираю состриженные пряди и, взбив кудри у корней, остаюсь вполне довольной. Жаль, что фена нет.
К обеду все же выпиваю половину таблетки. Действует практически молниеносно, если учесть, что я почти ничего не ем. Клонит в сон, и я прежде, чем лечь в кровать, пишу сообщение Захару со списков необходимого. Вырубаюсь на пару часов, но просыпаюсь вполне легко. Словно выспалась, и чувствую себя бодро. Слоняться по дому нет желания, и я иду к книжным полкам, о которых говорил Захар. Веду по корешкам книг пальцами. Это так странно, быть здесь. А еще ждать Захара.
Я не понимаю своих чувств к нему. Знаю, глупо думать, что я ему нравлюсь, как женщина. Да и у него, наверно, кто-то есть… Но отторжения во мне не вызывает лишь он. Даже врачи-мужчины, когда осматривали в больнице, были практически невыносимы. Их руки, дыхание, близость… Но с Захаром все по-другому.
Выбираю «Собачье сердце», усаживаюсь в кресло и открываю книгу. «Захару на долгую память от Валентины» - написано на первом листе красивым витиеватым почерком, и я улыбаюсь. Ну, надо же, как меняются ценности… Сейчас, если придешь к парню с подарком – книгой, будет выглядеть странно. Да и молодежь не понимает ценности книг, не говоря уже обо всем остальном, приземленном и душевным.
Затягивает. Не отрываясь, «проглатываю» четверть книги, когда телефон пикает оповещением. Сообщение от Захара, и я невольно улыбаюсь. Мне нравится это ощущение радости. И я набираю ответ.
Он приехал… А я даже не встречаю. Но ничего уже не поделать, и я просто предлагаю ему чай. Все же врушка из меня никакая, тем более Захар замечает, что я бодрая сегодня. И я признаюсь, что мухлюю с антидепрессантами. Он не отчитывает меня, только рассматривает внимательно. Как-то по-другому смотрит, и я смущаюсь.
- Ты не против, если я здесь останусь? – спрашивает словно между прочим.
- Это твой дом, товарищ Соколов. И ты можешь у меня не спрашивать.
- Я бы не хотел, чтобы ты чувствовала себя неуютно.
- А мне с тобой всегда уютно.
Кажется, я что-то не то говорю, потому что он резко встает и подходит к окну, вставая ко мне спиной.
- Я что-то не то сказала? – встаю за ним. Голова немного кружится, и я прикрываю глаза, справляясь с состоянием. Но через пару секунд все же встаю рядом с ним. Вздыхает.
- Все нормально, Любаш. Просто переживаю за тебя, - его губы вздрагивают в подобии улыбки, а мои вмиг пересыхают.