24. Захар.
Ее язычок скользит по губам, и я снова одергиваю свои мысли в другую сторону. Нельзя, товарищ Соколов!
- Ты ела сегодня? – отхожу к холодильнику, открываю дверцу. На полках перестановка, значит, ела.
- Ела суп. Очень вкусный…
- Да, Маринка отлично готовит, - улыбаюсь, доставая кастрюлю. Люба молчит, и я мельком скольжу по ней взглядом. Глаза как у побитой собаки. Что успело случиться за пять секунд – не понятно. – Любаш? – ставлю кастрюлю на плиту, а сам к Любе иду. Она отводит глаза и обхватывает плечи ладонями.
- А кто это?
- Что кто? – туплю нещадно.
- Марина, которая готовила. Кто это? – не поднимая глаз, говорит Люба.
- А, так дочка моя, - боюсь даже предположить… Или поверить в то, что настроение Любы испортилось потому, что в ней разыгралась ревность. Ну, не может такая юная девочка, как Люба, влюбиться в такого старого деда, как я! Да еще и после сильнейшего стресса.
Нет, я в своем теле и возрасте ощущаю себя вполне комфортно. И все бы ничего, но к Любе меня тянет с немыслимой силой.
- Понятно, - говорит она и вместо меня идет к плите. Зажигает конфорку и достает из стола половник. А я сгораю изнутри, желая продолжить тему и выманить у девочки признание. Но гашу. Гашу этот жар, потому что совсем не время сейчас.
Сажусь за стол, и, раз уж Люба взялась снова хлопотать, даю ей карты в руки. Она все еще быстро устает, и буквально падает на стул, когда все готово.
- Спасибо за заботу, Любаш. Но давай, ты пока не будешь геройствовать, ладно? Тебе надо больше отдыхать и набираться сил.
- Я устала отдыхать, - легкая улыбка касается ее губ. Красивая, сил нет!
- Ну, тогда, можно завтра сходить к реке, если дождя не будет. Тут близко.
- Хорошо.
Съедаю суп и сам завариваю свежий чай, так как тот, что наливала Люба, остыл. Наверно, было не очень хорошей идеей мне ехать сюда. Но дома находиться, когда знаю, что Любаша здесь одна, было невыносимо. В конце концов, спать можно и здесь. Благо, в доме несколько отдельных комнат. Одну занимает Люба, вторая – родительская. Третью оккупировала Маринка. И четвертая моя. Она находится возле самого коридора, и отделена от Любиной комнаты коридором и гостиной. Это больше плюс, чем минус. Чтобы не было соблазна пойти к ней…
Откуда в моей лысой голове такие мысли?! Сам с себя в шоке. Сижу, наблюдаю, как Люба моет тарелку и ставит тарелку в шкафчик.
- Я пойду, пожалуй, - смущенно говорит она.
- Иди, Любаш, - устало откидываюсь затылком на стену позади себя, прикрываю глаза, когда Люба выходит и тихонько прикрывает за собой дверь.
Чертовщина!
Допиваю чай, мою кружку и иду к себе. Вещей моих здесь много, и я с собой ничего не брал. Спать ложусь в одних трусах, потому что в доме тепло. Укрываюсь одеялом. Такое знакомое с детства чувство умиротворения наполняет, что засыпаю почти мгновенно. Сон без снов прерывает неясные звуки. Открываю глаза, пытаясь понять, что меня разбудило.
По крыше шумит ливень, а свет фонаря перед соседским двором бросает Любину тень на мою кровать.
- Любаш, ты чего? Болит что-то?
- Нет, просто мне страшно… Я не выпила таблетку на ночь, - признается она. Откидываю в сторону одеяло в немом приглашении. Она, не мешкая ни секунды, ложится ко мне под бок и затихает. Охренеть, я идиот. Сам себе подкинул проблем. И если я до этой минуты думал, что вполне спокойно смогу находиться рядом с Любой, то теперь хрена с два…
Укрываю девчонку одеялом, отодвигаясь ближе к стене, чтобы не касаться. Люба засыпает быстро, а я не могу. Сна ни в одном глазу, и шелест дождя по крыше совсем не отвлекает от мыслей о стройном женском теле, что так близко. Но нельзя, товарищ Соколов! Да и женщиной Любу нельзя назвать. Она же такая юная, совершенно не испорченная девочка… девушка. Острое плечико торчит из-под одеяла, кудри рассыпались по подушке. Тянусь пальцами к ним, провожу легонько. Люба вздыхает и, повертевшись, устраивается поудобнее – уткнувшись носом в мое плечо.
Гореть мне в аду за те мысли, которые снова не дают спокойно дышать. Возбуждение разносится по венам, и в паху ломит. Но я стойко переношу это наказание, потому что не предусмотрел такого варианта развития событий. А лезть к Любе сейчас – это нездоровый эгоизм. Вряд ли я вообще решусь что-то предпринять, совесть не позволит. Да и не только в возрасте дело, и даже не в психологическом состоянии Любы. Здесь еще моя работа, конечно… Вот что я могу дать Любе, кроме постоянных нервов по поводу моих отлучек? Дом, защиту? И что от этого, если из-за меня она и будет постоянно нуждаться в той самой защите?