Да и хреново это, что еда в ее организме не задерживается. Вчера тоже кроме воды ничего не смогла есть.
- Делайте, что хотите, но чтобы и один волос с ее головы не упал! Иначе будете сами держать ответ перед… сами знаете кем.
Босс выходит, а я беру со стола бутылку воды и спускаюсь в подвал. Внутри что-то мучительно сжимается, когда вижу девчонку, что свернулась клубком на убогом матрасе.
Наверно, она красивая. В обычной жизни. Сейчас, правда, сложно судить. Ее природная худоба стала за три дня болезненной, синяк на скуле успел пожелтеть. Крепко кабан ее приложил. Руки бы ему за это оторвать, чертов ублюдок!
Девчонка не обращает внимания на мое появление. Даже кажется, что она спит, но это не так. Вздрагивает, когда присаживаюсь рядом с ней на корточки и касаюсь ее плеча. Всхлипывает жалостливо, но глаза открывает.
- Это Вы, - шепчет тихо, и из глаз начинают катиться слезы. Ничего не говорю, протягиваю ей полторашку воды.
- Вот, приведи себя в порядок, - затем снимаю рубашку, оставаясь в футболке. – И переоденься.
Выхожу из подвала и опираюсь спиной на стену. Тру ладонями глаза, понимая, что долго вот так девчонка не протянет. А Сафонов какого-то черта не торопится идти на условия Зотова.
Стою так минут десять, потом вхожу в дверь. Девчонка умылась и надела мою рубашку. Та на ней висит, как на вешалке, но так намного лучше, чем в ее тонкой футболке. А мою джинсовку у нее, похоже, забрали, пока меня не было.
- Спасибо Вам, - говорит она.
- Не за что.
- Есть за что, - перебивает она. – Вы единственный, кто нормально ко мне относится.
Молчу, смотря в огромные грустные глаза. Да, не повезло тебе, девочка. Даст бог, твой отец успеет вовремя…
- Вы странный.
- Почему?
- Молчите все время. Не пугаете и не угрожаете, не причиняете боль…
Мне нечего на это ответить. Да этого и не требуется, потому что дверь подвала распахивается, и меня снова отправляют наверх.
10. Люба.
За время моего пребывания здесь ко мне приходили трое. Двое допрашивали и сыпали угрозами. Один, тот вонючий мужик, больше не трогал меня, но смотрел так, что хотелось помыться… но об этом я и не мечтала. В туалет тоже приходилось холить здесь же на старое грязное ведро, которое поставили в дальний темный угол. Господи, как же стыдно…
Меня кормят один раз в день и в разное время. Точнее, я думаю, что в разное. Какая-то клейкая субстанция, мало похожая на кашу, которую я не могу проглотить и пара ломтиков хлеба. Хлеб - это единственное, что я ем. А еще тот самый мужчина, который уже второй раз отдал мне свою рубашку, приносит воду. Каждый раз по две маленьких бутылочки, которые я прячу под матрас, хотя никто у меня их не пытался забрать.
Что самое страшное в моем плену? Это чувство неизвестности. Ни время, ни место я не знаю. А самое невыносимое - тревога за папу. Как он там? Волнуется, наверно… места себе не находит, я точно знаю. Ведь растил он меня сам.
Совсем недавно я узнала горькую правду о маме.
...Моя мать - актриса. Она так гордо себя называла. Когда она забеременела, ребенка не планировала и пошла на аборт. Папа вытащил ее из больничного кабинета и сказал, что сначала пусть родит, а потом катится на все четыре стороны. Но прожили они вместе довольно долго по меркам современных семей – семь лет.
Материнский инстинкт в маме так и не проснулся и она все же последовала папиному совету. Укатила.
Думаете, это отец мне рассказал? Как бы пи так! Это все моя няня, а по совместительству повар в нашем доме, Тамара Львовна. Когда я немного подросла и начала задавать неудобные вопросы, она взяла на себя груз ответственности и рассказала всю правду. Ох, как же папа на нее кричал. А я не могла понять, почему. Она ведь рассказала все, как было…
Мать, как позже выяснилось, актрисой оказалась весьма посредственной. Я даже нашла в сети пару второсортных фильмов, в которых она сыграла. Каково же было мое разочарование, когда я поняла, что она променяла меня и папу на пару эпизодов в кино… Это было даже больнее, чем просто знать, что она ушла…
Сама не заметила, как провалилась в сон. Будит меня звук проворачивающегося в замке ключа. Дверь тихо открывается, и в комнату входит тот самый мужчина. Он сегодня в черных джинсах и темной водолазке. Садится на стул и смотрит на меня. Почему-то притворяюсь спящей. Он оживляет экран телефона и что-то то ли листает, то ли печатает, а я рассматриваю его серьезное лицо, подсвеченное телефоном. Глаза светлые, кажутся светло-голубыми. Брови изогнутые, но и их почти не видно. Волосы неизвестно какого цвета, ибо сбриты под ноль. Его даже лысая голова не портит.
Странные мысли, ей богу...
Его нельзя назвать красивым, но и отторжения его внешность не вызывает. Он всегда опрятно одет, хоть и совершенно просто, не в бренд. От него приятно пахнет. И он единственный, кто не пристает ко мне. Просто приходит и сидит вот так, закинув ногу на колено. Иногда я с ним разговариваю, но он все так же молчалив. Просто слушает и смотрит.
Я, наверно, выгляжу ужасно. Как и пахну. В обычной жизни мы настолько привыкли к комфорту, что понимаем его ценность, когда лишаемся. Я несколько дней не принимала душ. Не мыла голову. Хоть умываю лицо иногда из бутылочек, что приносит Он. И тем хуже себя чувствую, когда понимаю, какую меня он видит каждый раз.