Я влюблена.
Это трудно объяснить даже самой себе. Смерть Дженны привела меня сюда. Я уверена, что судьба сыграла свою роль. Я не знаю, что движет судьбой. И я, конечно, не знаю, какой урок должна извлечь из этого. Но я влюблена в историю Натаниэля Ханта. Она настолько трагична, что в такие моменты, как этот, не может быть ничего прекраснее.
Я не могу перестать думать об этом.
Это словно песня крутится у меня в голове.
Это фильм, который хочется смотреть до тех пор, пока я не запомню каждую сцену и каждую реплику.
Это моя любимая книга, которую я перечитывала множество раз, пытаясь найти в ней что-то новое, что-то более глубокое.
Однако это не просто увлечение книгой, песней, фильмом… Любовь, которую я испытываю к чему бы то ни было, гораздо глубже. Я связана с ней так же, как и с любовью к Гриффину, но в то же время иначе. Эта любовь принадлежит и мне. Я не просто сторонний наблюдатель, восхищающийся и желающий, чтобы это стало моей жизнью.
Это очень важно.
Я знаю это. Я чувствую это. И не в силах освободиться от этого.
Нейт откладывает книгу в сторону. Я отступаю за дверной проём, чтобы он меня не заметил.
— Я люблю тебя, моя милая девочка.
Я улыбаюсь, прижимаясь спиной к стене, и вытягиваю шею ровно настолько, чтобы посмотреть, как он укладывает её в кроватку. Кончиками пальцев он касается её щеки.
— Мне нужно, чтобы ты осталась, — шепчет он.
Осталась?
— Мне нужно, чтобы ты прожила долгую жизнь, на много лет дольше моей.
— Нейт…
Я шепчу так тихо, что меня слышат только боги. Стараясь подавить этот внезапный прилив эмоций, я направляюсь на кухню за водой.
— Она спит.
Я киваю, глядя в окно на ореолы солнечных фонарей, выстроившихся вдоль дорожки перед домом.
Он открывает морозилку, затем закрывает дверцу. Я поворачиваюсь и смотрю в его прищуренные глаза, и застываю на месте.
— Я думаю, ты взяла то, что принадлежало мне.
Фото.
Я находилась спиной к камере. Может быть, в его спальне установлена не одна камера.
— Я… я просто хотела посмотреть.
Нейт подходит ближе, заставляя меня запрокинуть голову, чтобы сохранить зрительный контакт.
— Просто посмотреть?
Он наклоняет голову набок.
Я киваю, проглатывая язык от неожиданного страха. Зачем я взяла фото? Такой глупый поступок.
— И ты не хотела его попробовать?
— Эм…
Пожалуйста, пусть это будет не из-за сообщения. Я не хочу, чтобы Гриффин был прав.
Никаких минетов для Нейта… никаких «попробовать».
Никаких обнимашек.
Никаких таблеток, чтобы подготовить его член к действию.
Неа. Нетушки.
— Что, если я верну его, и мы просто забудем, что я его вообще брала? Это было просто любопытство, вот и всё. Оно привлекло моё внимание. Моя мама — фотограф. Я… я не знаю. Но…
— Привлекло внимание? — Он смеется. — Мы говорим об одном и том же? Потому что я не понимаю, как ты собираешься вернуть мне последний сэндвич-мороженое.
Дело не в его члене. Слава богу!
— К тому времени, как ты вернёшься домой в воскресенье вечером, сэндвич будет заменён на новый.
— Так ты его съела?
— Да.
— После того как полюбовалась его красотой?
Я прочищаю горло и вздергиваю подбородок.
— Серебряная упаковка с синей надписью — отличный дизайн. Я обращаю внимание на такие вещи.
Пожалуйста, кто-нибудь, убейте меня прямо сейчас и избавьте от этих мучений.
— Ты сфотографировала? Или сохранила обертку, чтобы твоя мама сфотографировала?
— Нет. Я скажу ей марку. Это её сфера деятельности. Разве я не говорила тебе об этом? Она фотографирует для рекламы.
Нейт медленно кивает.
— Ты говорила, что она не брала в руки фотоаппарат с тех пор, как умер твой отец. Неужели сэндвич-мороженое, завернутый в серебристую упаковку с синей надписью, вдохновят её вернуться в игру?
— Как знать.
Он кривит губы, не в силах полностью скрыть удивление.
— Что ж, дай знать. Я буду с нетерпением ждать, не подтолкнула ли моя спонтанная покупка на что-то столь чудесное. А пока, — он кивает головой в сторону коридора, — почему бы тебе не помочь мне выбрать галстук для поездки.
— Ты имеешь в виду, завязать его, прежде чем упаковать.
— Правильно.
Мы идём по коридору. Он бросает на меня взгляд через плечо и улыбается. Я опускаю глаза на пол.
Сэндвич-мороженное. Боже!
— Синий или красный?
Он поднимает галстуки.
— Красный. На синем пятно.