Он поворачивает запястье и хмурится, глядя на тёмное пятно.
— Чёрт. Интересно, что это такое. Я давно не надевал этот галстук.
— Наверное, еда. Разве ты не заправляешь его в рубашку или не перекидываешь через плечо, когда ешь? Так делал мой папа.
— Нет.
Он бросает испачканный галстук на пол и накидывает красный на шею, вскидывая подбородок и глядя на меня сверху вниз.
— Ты серьезно? Мне нужно завязать его для тебя?
— Думаю, в пять тысяч должен входить виндзорский узел28.
Подойдя на шаг ближе, я хватаю его за концы галстука и дергаю за них. Нейт улыбается. Это так знакомо. Если бы я могла остановить время, я бы нажала на паузу именно в этот момент, позволив своим глазам заглянуть за пределы привычного к абсолютному, позволив пальцам моего разума ухватить что-то конкретное. Каждый день мне кажется, что я гоняюсь за бабочкой. Иногда мне кажется, что я могла бы следовать за ней над обрывом и не чувствовать потери земли под ногами.
Профессор Натаниэль Хант занимает особое место в моей жизни. Он живёт в потаённых уголках моей памяти, преследует меня в мыслях, разрушает мою реальность.
— Вероятно, ты прав. — Я поджимаю губы, пытаясь вспомнить обучающее видео. — Но я завязывала не виндзорский узел, а самый обычный. Обязательно ли тебе в эти выходные завязывать виндзорский узел?
Он улыбается.
— Нет.
Мой взгляд всё ещё прикован к красному шёлку, зажатому между пальцами, но я чувствую, что он смотрит на меня. Единственное, что беспокоит меня больше, чем фамильярное отношение к нему, — это то, как он смотрит на меня, словно знает все мои секреты — даже те, о которых не знаю я.
— Я чувствую себя инструментом реализации. Знаешь поговорку о том, что лучше дать человеку рыбу, чем научить его ловить её29?
— А ты знаешь поговорку, — век живи, век учись?
Я смеюсь, бросая быстрый взгляд на его дерзкую ухмылку. Он такой красивый, особенно когда его губы слегка подрагивают, когда он пытается скрыть своё веселье.
— Я съела сэндвич-мороженое, — говорю я, вкладывая в свои слова больше смысла, чем сами слова.
— Да, — говорит он, растягивая это короткое слово в нечто более пространное.
Моё внимание возвращается к галстуку.
— Я взяла ещё кое-что.
— Знаю.
— Правда? — шепчу я, поправляя узел, чувствуя тепло его груди кончиками пальцев.
— Да.
— Каким образом?
— Потому что в этих серебристо-голубых обёртках нет ничего особенного
Я боюсь смотреть на него. Я боюсь не смотреть на него.
— Я украла твою фотографию, — я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
Он изучает меня точно таким же взглядом, как на фотографии.
Завороженный взгляд.
Приоткрытые губы.
Уязвимый.
Через несколько мгновений он медленно кивает.
— Хорошо.
Хорошо? Это неправильная реакция. Я призналась, что кое-что украла. Какую фотографию? Почему? Это правильная реакция. А не «хорошо».
— Разве тебе не интересно узнать причину?
Он качает головой, на его лице читается безропотная покорность.
— Разве ты не хочешь узнать, какую фотографию?
Он качает головой.
— Почему? — шепчу я.
— Потому что Морган — Дейзи — обычно говорила: если я Снупи, то ты Чарли Браун.
— Я не…
Когда я отпускаю его галстук, он обхватывает мои запястья.
— Ты сказала мне это.
— Профессор…
— Нет. Не профессор. Нейт.
— Что ты делаешь?
Я закрываю глаза и кусаю губы. Что бы это ни было… оно разрушает меня изнутри. Я хочу отстраниться, но не могу, потому что прикосновение Нейта успокаивает меня, хотя и не должно.
— Ты чувствуешь это?
— Нет. — Я заставляю себя отстраниться и отворачиваюсь. — У меня есть парень.
— Суэйзи, дело не в этом, и ты это знаешь.
Мои лёгкие судорожно наполняются воздухом. Я не понимаю, что происходит, но это пугает меня до ужаса. И причиняет боль. Необъяснимое должно быть чудесным и волнующим — оно рождает надежду и нечто большее, чем можно себе представить. Но это, что бы это ни было, кажется, разрывает меня на части. Возможно, Гриффин прав, мне следует уйти. Но воспоминания будут преследовать меня.
— Да, что ж… Я не знаю, что это. — Я провожу рукой по волосам, делая медленный вдох, пытаясь успокоиться, но это не помогает. — Не знаю, зачем я взяла твою фотографию и почему не могу отвести от неё взгляд. — Я отворачиваюсь. — И тебе всё равно, что я у тебя что-то украла. Тебя не волнует, что твоя жена умерла несколько месяцев назад, а теперь в твоём доме появилась незнакомка, которая присматривает за твоим ребенком, роется в твоих вещах.