были самым важным навыком в лесу. От дерева к дереву и по кустам все рассредоточено и быстро продвигались вперед, пока Хрум не пискнул по-особому, остановившись недалеко от пчелиного дерева. Да, это было намного богаче того места, где побывал я. Здесь тоже было дупло. Целое дуплище в огромном дубе, раскорячившимся корнями метра на два в ширину. Множество пчел-охранников сидело и ползало по дереву, а изнутри раздавался низкий гул. Я сильно усомнился в возможности поживиться здесь, тем более, что дупло находилось метрах в двух над землей. Один из самых наглых и беспечных молодых самцов оказался слишком близко и уже скакал дикими прыжками, хлопая себя по голому заду. За ним вился тонкий шлейф свирепых пчел. Оказывающиеся на его пути предупредительно расступались, не желая делить его участь, и он, быстро набирая сверхпчелиную скорость, с непостижимой изворотливостью избегая стволов, исчез вдали. Я прикинул откуда дует ветер, растолковал как нужно расположить дымные костры и в чем заключается смысл метода выкуривания. Когда огонь разгорелся, мы навалили на них охапки свежей травы, и густой дым потянулся к дубу. Пчелы, вырвавшись из дыма, принялись носиться по всей округе, жаля всех, кто попадался им на пути. Лес наполнился жалобными воплями моих сородичей. - Прячьтесь в дыму! - заорал я своим детским пронзительным голосом, натягивая капюшон по самые глаза. Вопли сменились натужным кашлем. Народ, как и пчелы, не был приспособлен для жизни в дыму, но у него была воля. Едва проглядывающиеся туманные фигуры растирали глаза, надрывно кашляли, и мой лексикон быстро пополнялся новыми крепкими выражениями. Вскоре опытным путем многие нашли оптимум пребывания между дымом и свежим воздухом. Я поджег сразу два травяных факела и, найдя отца, отважно попросил поднять меня к дуплу. Тот с заплывающим глазом и надувающимся ухом с готовностью выполнил мою просьбу, чуть ли не засунув меня туда с головой. Я покрутил там факелами и выкурил остатки пчел. Удивительное везение: меня пока еще ни разу не укусили, может быть моя шерсть уже была слишком прокопчена дымом. С трудом, в меру своих младенческих сил, я выламывал соты и бросал их вниз. Я не стал грабить пчелиную семью до конца и вытащил не более трети. Но и этого было очень немало. Те из соплеменников, чей дух оказался крепче выпавших им испытаний, моментально разбирали добычу. Мы побежали прочь, неся дополнительные потери, что отмечалось отдельными воплями. Отец бежал последним перегруженный добычей и со мной на загривке. Пчелы вились вокруг, но моя одежда оказалась неплохой защитой. Я уже радовался, что пронесло, когда ощутил резкий укол в промежности. Нашлась все-таки пчела-камикадзе, которая заползла под мою шкуру и изощренно отомстила за семью в самое уязвимое мужское место. Ни в одной из моих прежних жизней не было подобного, и я встревожился возможными последствиями. Около пещеры отец снял меня с шеи, я остановился и, расчехлившись, осторожно вытянул ногтями жало, не сдавливая железу с ядом. Все вокруг сильно зудело. Я смирился и, отдавшись боли, заковылял домой, широко разводя колени. Заходить в пещеру, полную пережаленных сородичей, не хотелось. Между ног нестерпимо чесалось. Я вздохнул и, решившись получить сполна то, что заслужил, смиренно вошел. Пещера громко и задорно гудела. На большом плоском камне разливалось ароматом внушительное нагромождение сот, а соплеменники потешались друг над другом, показывая пальцами на раздутые места и вспоминая подробности приключения. Некоторые не могли теперь сидеть. При этом, как обычно, все безбожно врали. Когда я появился, припадая на каждую ногу, морщась от серьезных неудобств в паху и заковылял среди народа, раздался новый взрыв неудержимого веселья. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что тоже оказался ужаленным и в этом не отличался от других. Многие ели мед огромными кусками, и я серьезно предупредил их не слишком увлекаться, чтобы животы не раздуло. И на этот раз ко мне прислушались. Воодушевившись удачей, я решил запастись еще и горным луком. Он рос густо повсюду, хотя и был мелким. Я натаскал в пещеру его огромное количество: зимой пригодится. На этот раз народ не пожелал мириться с противным запахом, и меня заставили убрать луковые запасы подальше. Вспоминая про хлеб, я везде искал пшеницу, но подходящите колоски нигде не росли. Часто воображая, как я буду одаривать народ технической цивилизацией, в голове сложилось то, что предстояло найти для реализации самых важных вещей. Но для пороха не находилась сера. Даже сделать колесо оказывалось невозможным: чтобы согнуть обод из дерева, его нужно распаривать и вкладывать в формы, а потом обивать железом чтобы колесо не разлетелось о камни. Но распаривать было не в чем. Все мечты, как только начинал всерьез о них задумываться, оказывалось очень непросто реализовать. У меня были воплощения в восокотехнологичных обществах и там я бывал хорошим специалистом, но все практические знания тех эпох для реализации требовали высоко развитых технологий. Знания программиста, физики вакуума или нейроимплантов были сейчас совершенно бесполезны. Выпал первый снег и почти сразу растаял, но у всех включилась сонная апатия. Может быть мы впадаем в зимнюю спячку? Три самки ходили с большими животами, в том числе моя мать. Участились мелкие ссоры, но как только доходило до драки, вмешивался отец и своей неизменной двойной затрещиной моментально стирал причину ссоры в головах зачинщиков. Он это делал не для того, чтобы обеспечивать порядок, а просто драки бросали вызов его приоритету агрессивных действий. Мои зубы росли как у крокодила, и я оставил мать в покое, довольствуясь взрослой едой со всеми у костра. На охоту народ вообще перестал выходить, а многие повадились отлучаться в гости по соседним пещерам. К нам тоже заглядывали соседи, и это скрашивало тоскливое безделье. Начали больше заготавливать сухих веток и собрали кучи метательных камней. Как мне объяснили, чтобы отпугивать волков. А это означало, что я уже сам не смогу выйти в то время, как голодные твари рыщут вокруг. Мои сородичи перестали купаться в речке и в пещере стояла вонь, которая била в нос всякий раз, когда я возвращался со свежего воздуха. Да еще у всех в шерсти водились блохи. Они умели кусаться без боли и почти не мешали. Но иногда их беготня по телу становилась невыносимой как китайская пытка капанием на голову. Характерными сценками семейных идиллий было копание в шерсти друг у друга. Мне снились чудесные сны. Мозг, загруженый дневными впечатлениями, проигрывал самое важное, но при этом вытаскивал из моей вековой суперпамяти то, что подходило по смыслу и возникали невероятно причудливые и впечатляющие сюжеты. Проснувшись потрясенный, я осмысливал впечатления, связывающие мою пещерную действительность с тем, что я приобрел в прошлых воплощениях с совершенно неожиданной стороны. Мой не по возрасту быстро развивающийся мозг стимулировал развитие тела. Внешне я уже походил на трехлетнего, а координация и мышечная сила соответствовала шестилетнему. Из ивовых лоз я сплел корзинки, куда можно было набирать камни. Потом носил их на плечах, приседал и бегал с ними. Горизонтальная ветка дуба, растущего недалеко от пещеры, стала моим турником. Я подвесил на сушеных скрученных кишках бревно и обернул его плетеной травой, чтобы отрабатывать удары, что вызвало по началу острый интерес у подростков. Но из-за холодов мало у кого появлялось желание наблюдать за мной. Несколько беззлобных шуток у вечернего костра, и племя в очередной раз свыклось с моими новыми чудачествами. Я усиленно тренировал свое тело и все время подумывал о подходящем оружии. Во многих прежних воплощениях я бывал хорошим воином, а в одном - даже очень продвинутым мастером. Но хотя я понимал дух боя и знал технику выполнения огромного числа приемов, моему телу еще предстояло воплотить все это в рефлексах. Некоторые вещи я отрабатывал на подростках, пока те не стали избегать открытых стычек со мной. Они на лету схватывали отдельные мои приемы, но общего духа ведения боя у них не было, и все приемы на деле у них оказывались не связанными и почти бесполезными. Иногда даже отец и многие взрослые самцы с любопытством следили за моими боями. Я легко валил одиннадцатилетних. Конечно, мой относительный вес был смешон, и для победы мне приходилось использовать массу противника, выводя его из равновесия. Я слишком хорошо понимал важность своей физической формы и намеревался в короткий срок стать опаснее любого зверя. Народ довольно тщательно готовился к зиме и это заставляло меня думать о том, какие реальные опасности предстоит пережить. Входное отверстие в пещере в месте, не занятым костром, предельно сузили, укрепив по бокам бревна, под руками были кучи метательных камней и ближайщие ниши полные дров. На ночь выход закрывался тяжеленным бревном и мочиться позволялось в глубокой темноте дальних ходов. Костер горел недалеко от входа и рядом, как всегда, сидело несколько сородичей, подкладывая ветки. Теплый сквозняк, зарождающийся в таинственных глубинах пещеры, относил дым к выходу, но изредка ветер снаружи преобладал и тогда дым на короткое время вызывал злобное ворчание и кашель. Одно из неписаных правил племени заключалось в том, что те, кто озаботились в очередной раз возиться с костром, засидевшись допоздн