ли восемь сурков, подстреленных луками, все удивленно стали переговариваться. Я засыпал только что прогоревшие дрова в новую жаровню и разложил палочки над ними на камнях. Вскоре аппетитный аромат наполнил пещеру. Теперь все прониклись новшеством и с нетерпением ждали результата, потягивая дымок носами. Потом я начал щедро раздавать шашлык. Народ был в восторге. Мы не знали соли и перца. То, что получилось - казалось необыкновенно вкусным. - Пусть Туюм все время будет нашим дежурным, - размечтался Зидан, - а мы будем для него охотиться! - Нет, - ласково возразил Гизак, - мне его сурки больше нравятся, чем твои лягушки! Зидан, с хрустом перекусил свой прутик. Ему сегодня не повезло на добычу и, чтобы не возвращаться с пустыми руками, пришлось, как делалось всегда в таких случаях, сходить на ближайший камышовый разлив за лягушками. Все почему-то происходило так, что мы с Зиданом никак не могли остаться в хороших отношениях. Моя возрастная мотивация окончательно переключилась с детских игр на юношескую охотничью направленность. Я изготовил множество луков и самый удачный из них всегда брал с собой на охоту. Камышовые стрелы я полировал и тщательно крепил наконечники из тонких сколов кварца. Вскоре я научился сбивать летящего улара почти каждой стрелой или одним из двух пущенных из пращи камнем. Охотники, видя такую эффективность, пытались тоже использовать луки. Невольно я стал причиной появления новой поговорки: "мужчина не приносит лягушек", и выход был один - научиться хорошо стрелять. Почти как я стрелял только Зидан, чуть похуже - один из охотников Колапа и Шида. Хуже всех стрелял Гизак, но он иногда приволакивал кабанов, которых стрелками или камнями можно было только раздразнить. Я приносил в пещеру нисколько не меньше добычи, чем остальные. И почти никто не приносил горных индеек. Шида была мной довольна и среди женщин в пещере занимала далеко не последнее место в иерархии. В то время как другие женщины обычно добывали только улиток, личинок и толстых лягушек, она редко возвращалась, принеся меньше двух сурков. Я вел себя совсем не как другие мужчины, которые почти никогда не общались со своими подругами. Нам с Шидой нравилось быть вместе. Я рассказывал ей всякие истории, мы исследовали пещеру, и она часто ходила со мной на охоту. Бывало, мы добывали даже горных козлов. Обычно она бесшумной тенью мелькала невдалеке среди кустов, следуя почти незаметным клочкам козьей шерсти на ветках, обглоданным листочкам, следам помета на камнях. Я осторожно шел в стороне, ниже по склону, чтобы коза, если ее спугнет Шида, по обыкновению бросившись вниз, вышла бы прямо на меня. Мы уже не раз проделывали это. Только я все время думаю о чем-то постороннем, отвлекаюсь, и однажды чуть не упустил козу. А Шида полностью поглощена охотой. Она вся растворяется в этом мире и становится его частью. Мне это никак не удается. Я - скорее наблюдатель жизни, чем ее участник. Часто я не столько думаю о самой охоте, как на ходу придумываю новые способы охоты. Мне надоело мучиться с каменной утварью. Я все время высматривал признаки железной руды и всех расспрашивал про тяжелые камни. В голове давно уже возникла конструкция небольшой плавильной печи. Однажды мне повезло. Я нашел бурый железняк. Но это было довольно далеко от наших пещер. Когда Гизак вернулся с охоты, притащив всего лишь несколько крупных лягушек, я подошел к нему. - Гизак, ты хочешь не ломающийся острый нож? С ним будет очень удобно охотиться. - Не ломающийся? - Он будет гораздо крепче и удобнее каменного! Как раз в этот момент мимо проходил Мурак, закинув за плечо что-то расплющенное дубиной, что раньше было енотом. Он услышал и громко фыркнул. - Снова новые идеи! Вчера Хрум облился горячим компотом! Потому что в его лапах сломался горшок Трепла Туюма! - Хрум слишком жадно сжимал его! И разве я не вылечил его сразу? - возразил я. Мурак снисходительно хмыкнул, перекинул отбивную енота на другое плечо и пошел дальше. Гизак уже хотел новый нож. - Где нож? - спросил он. - Я могу сделать, только нужно принести материал. Он далеко отсюда. - Нам нужны острые ножи! Мы сходим! Племя уже умело делать корзины еще с того времени как, увидев мои тренировочные приспособления, все признали, что это - удобная вещь. На следующий день мы с собой взяли несколько самых прочных корзин и к вечеру вшестером притащили около ста килограммов руды. Охотники возвращались мрачные и недовольные. Никогда они не ходили так много для того, чтобы добычей оказалась груда тяжелых грязных камней. Многие поранили задние лапы, хотя наши ступни и были покрыты толстой кожей. И все из-за Туюма. Но Гизак лучше меня сумел расписать такие прелести новых ножей, о которых я сам не подозревал. На следующий день мне помогли вылепить из глины огромную бутыль. Я выравнивал стенки изнутри, и потом возникла небольшая проблема: как вытащить меня. Бутыль, судя по репликам снаружи, явно всем очень нравилась, и я услышал голос Мурака: - Этот большой горшок годится чтобы сварить Трепача Туюма, и он уже там! Я задрал голову вверх в поисках решения и увидел ветвь дерева над горлышком. Оставалось только привязать там веревку, чтобы вылезти. Мы обожгли бутыль и соорудили два воздуходува из шкур. Потом наделали большое количество древесного угля и засыпали порцию в печь. Распалив внутри костер, чтобы уголь занялся, мы загрузили бутыль слоями угля и разбитой руды и начали вдувать мехами воздух. Уголь с гулом разгорался. Этот завораживающий гул вызвал осторожное предположение у зрителей, что, может быть, Туюм и не трепло. По мере проседания добавлялись новые слои. Когда из щели потек шлак я, открыв дырку, выпустил его. Густой ручеек огненной лавы потек по склону, изумляя притихших сородичей. Двое лохматых детенышей обрадовано скакали вокруг светящейся струи. Один потрогал пальцем и завизжал от боли. Мужчины продолжали качать воздух, все чаще сменяясь. Наконец вся масса прогорела. Я нагнулся и заглянул в дыру. В печи все ярко сияло, и трудно было что-то разглядеть, только пышущим жаром жгло глаза. Тогда мы разбили глиняную стенку и с трудом выгребли палками тяжеленный блин раскаленного железа. Уложив его на огромный плоский камень, мы большими камнями принялись выбивать из него остатки шлака. Брызги разлетались, прожигали шерсть и впивались в кожу больнее, чем укусы пчел. Железо почти остыло, когда образовался большой лист. Острыми камнями, как зубилом, я отделил несколько кусков. Один из них подровнял каменным молотом, потом принялся затачивать. Толпе наскучило смотреть на этот долгий процесс, и все нашли себе более интересные занятия. Только Гизак сидел рядом. Потом я раскалил нож на костре и резким движением закалил в воде. Я довольно удачно приделал деревянную ручку к лезвию. Осталось заточить его подходящими камнями. Первый нож был готов. Одну из отрезанных железок я попробовал в качестве огнива и высек сноп искр при скользящем ударе по куску пирита. На березах нашлось много сухих грибных наростов, которые можно было использовать в качестве трута. На вечернем костре я показал народу нож в действии. Это было всего лишь кричное железо, но, когда одного движения хватило, чтобы разрезать шкуру, раздалось дружное "У-у-у-у". И я вручил нож Гизаку под завистливое причмокивание соплеменников. Тот с азартом начал осваивать новую игрушку. Когда же его восторг достиг вершины, я продемонстрировал новый способ добычи огня. Такого счастливого Гизака я никогда не видел. Он, как ребенок, побежал к соседям, не упуская случая намекнуть на новое качество в товарообмене. И это выплеснуло наружу всю накапливаемую к нам зависть. Главари шести соседских пещер долго сидели на корточках у речки, озабочено плевали в воду и потом направили Колапа для переговоров к Гизаку. Мы мирно отдыхали у вечернего костра, жарили сегодняшнюю партию лягушек в углях и тушили в большом семейном горшке сурка и индейку с овощами, когда неуклюже ввалился Колап. - О! - обрадовался Гизак, показывая старому другу место рядом с собой и гостеприимно протягивая прутик с жареной лягушкой. Колап охотно взял прутик и аппетитно захрустел корочкой. - Я не один, - заявил Колап, - я - от всех. - А-а, - понял Гизак. - Тебе, Гизак, сильно повезло, - наконец сказал Колап. - Да, - подумав, ответил Гизак. - Ты стал богатый, здоровый, а мы все так и живем. - Да, - согласился Гизак. - Но если будет большая беда, кто тебе поможет? - Вы, - просто ответил Гизак. - Да, - согласился Колап, - мы народ. - Да, - Гизак протянул Колапу вторую жареную лягушку. Тот снова захрустел, мучительно выстраивая очередной силлогизм. - Но ты так богат, что мы кажемся как в беде. Ты понял? Размышление затянулось на всю лягушку Колапа, и ему налили большую чашку компота. - Ты научился делать луки и стрелять? - наконец спросил Гизак. - Да. - Ты научился делать горшки? -Да. - Ты не чешешься от блох? - Нет. - Значит, мы помогли? Колап растеряно задумался, но потом сказал. - Да, помогли. Народ радуется. Ты же и теперь будешь помогать? - Буду. А что ты хочешь? Колап не выдержал искушения и сказал прямо: - Ножи. - Тебе? - Всем. Я вскочил со своего места. - Гизак, я отвечу! Колап так удивился, что чуть не вылил компот себе на задние лапы. - Разве он мужчина?! - спросил он брезгливо. - Да, - с довольным оскалом ответил Гизак, - говори, Туюм. - Закон такой, - проорал я, уважительно кивнув Шекилу, - помогают тому, кто сам не может что-то сделать. Все задумались, погл