дывая на нашего интерпретатора законов и сыто отрыгивая. - Да, - нехотя кивнул Шекил. - Ты, Колап, сам охотишься и тебе не нужно помогать дичью. Если я научу тебя, как делать ножи, ты сам их сможешь делать. А готовые ножи можно только покупать. Правильно? - Правильно! - обрадовался Гизак. - Научи! - согласился Колап. - Хорошо. Тогда завтра утром все пойдем за тяжелыми камнями. А сегодня сделайте корзины. Наши женщины научат. Сам же я принялся кроить себе рюкзак из прочной шкуры кабана, которую выпросил у Гизака. Моя жизнь стала интереснее и приятнее. Наступила середина весны. - Будет теплая ночь! - сказала однажды Шида таинственно, - А вчера я видела полную луну. Я вспомнил про праздник, где у меня должен появиться первый волчий клык в косичке. - Тебе нравится этот праздник? - Да. Тебе будет трудно. - Почему? - Потому, что ты еще не совсем мужчина! - Никто же не знает! - Узнают. Тебя выберет другая женщина! Я округлил глаза и подумал. - А ты не можешь выбрать меня? - Неа, - Шида мечтательно покачала головой, - я выберу другого. Я вздохнул и не стал спрашивать кого. Племя понемногу проникалось предстоящим. Женщины пришивали себе кармашки к шкурам на бедрах. Мужчины строгали новыми ножами какие-то небольшие палочки. Когда я поинтересовался у Хрума, он неохоьно сказал, что это честь мужчины. Я пригляделся к той, что была у Хрума и настрогал себе штук десять таких же. Гизак заметил это и обомлел. Потом он с яростью переломал все. - Туюм!!! Так еще никто не поступал! - Что? - Ты настругал много чести Хрума! Ундук захохотал, не в силах сдержаться. А Гизак растопырил три кривых пальца у меня перед мордой. - Вот сколько может быть чести у мужчины! - орал Гизак. - Ундук! - попросил я, - Объясни мне! - Каждый делает себе три чести. И они должны отличаться от всех других. Ты должен придумать свой узор. - Что с этим будем потом делать? - Ха! - Ундук посмотрел на меня как на запросившего слишком много, - Каждый сам узнает и сам придумывает как ему лучше побеждать. Он четко сознавал, что информированность дает преимущество и не желал, чтобы я получил его. - Ну, ладно, - сказал я, подправил заточку своего ножа, и не поленился, вырезал себе такие затейливые узоры, что все подходили смотреть и чесали пупки от зависти. Потом подошел к Гизаку узнать, все ли у меня готово. В это время тот лихорадочно прикидывал количество имеющихся продырявленных клыков. Кажется, это была очень непростая задача. Он откладывал клык и, прикрыв глаза, называл его чьим-либо именем, стараясь никого не пропустить. Я уже давно знал число соплеменников и быстро отсчитал нужное количество. Гизак недоверчиво посмотрел на меня и начал перепроверять. С третьей попытки он убедился, что я оказался прав и радостно оскалился, открыв во мне новый талант. Мужчины начали привязывать себе на животе с помощью волос палки чести, и я поступил так же. Если будет малое число волосинок, честь легко потерять, а если много - то, когда ее отрывают, будет больно. У многих в этом месте уже появлялась залысина. На этот раз не было никакого супа и компота. Заранее зажарили на прочной палке высоко над костром убитого вчера кабана. Когда начало темнеть, Гизак с Мураком взяли вертело с кабаном на плечи, и мы все, перебрасываясь шутками, пошли в лес. Никто не брал оружия. Я тоже оставил свой лук. Только обвязал вокруг пояса пращу с заложенным камнем. Шекил же прихватил свою адскую струнную машинку со смычком, похожим на мой лук, щедро натертым сухой еловой смолой. Довольно далеко, на ровной большой поляне у лесной речки собрался народ со всех пещер. Когда мы пришли, там уже громоздились три кучи веток для костров. Нашего кабана пристроили над ветками рядом с его собратом, зажаренным у соседей. Луна еще не взошла, было темно. Без особых церемоний подожгли костры. Какого-то одного главного заводилы не было, а из пещерных лидеров сформировалось что-то вроде жюри. - Что сейчас будет? - невинно спросил я у Ундука. - Выберем вплетальщиц клыков года, - неохотно ответил он и отошел от меня во избежание дальнейших расспросов. Мужчинам раздали по горсти круглых красных камешков, и они образовали широкий круг. Шекил что-то торжественно проорал, и заскрипел смычком. Его тут же поддержали другие музыканты. Я стиснул занывшие зубы, а женщины начали танцевать. Мужчины принялись подергиваться в неприхотливом пещерном ритме и притопывать. Члены жюри, стоящие между тремя кострами, плотоядно присматривались к танцующим, не забывая профессионально проворачивать кабанов над кострами. Мужчины в экстазе подзывали понравившихся женщин и совали им камешки в кармашки. Я понял процедуру и подозвал Шиду. Она не услышала. Какой-то горластый извивающийся юнец тоже подозвал ее. - Шида!!! - заорал я. Она посмотрела удивленно, но подтанцевала ко мне, и я вывалил ей всю свою горсть камней, сразу заполнив ее кармашек. Она ахнула, счастливо сверкнула мне глазами и упорхнула. Танцы закончились, как только последний мужчина истратил свой последний камешек. Музыка оборвалась, и восхитительная тишина вернулась в лес. Усталые женщины расселись на траве вокруг поляны. Но не все. Несколько крепких самок торопливо привязали себе чуть выше пупков по три щепки чести и на равных подошли к самцам, отпуская чисто мужские шуточки и раздавая задорные затрещины. Мои уши отдыхали недолго. Новый шквал скрежета оказался куда омерзительнее прежнего, выражая суровые ритмы боевого состоязания. Молодой самец, стоящий рядом, задышал чаше и напрягся. Народ на поляне начал рассредотачиваться, насторожено поглядывая друг на друга. Что-то должно было произойти, и я напряг бдительность до предела. Судейская элита, оттащив от огня дымящееся мясо, судя по всему, намеревалось вступить в общую игру в полном составе. Лидеры, поигрывая мускулами и хищно скалясь, начали высматривать добычу. Гизак вальяжно подошел к молодому самцу и, доброжелательно ухмыляясь, протянул лапу. У того вздыбилась шерсть на загривке, но он, судорожно сглотнув, безропотно оторвал одну из своих палок чести и отдал ее вместе с клочком своей шерсти. Гизак сноровисто прикрепил ее себе на брюхо. Многие молодые безропотно отдали честь, и мужчины с неодобрительным оскалом смотрели на это. Но вот один из молодых сам попытался оторвать палку чести у Колапа. Тот легко увернулся и мощной затрещиной сбил нахала с лап на землю, наступил ему на живот и одним рывком сорвал с живота две его чести. Началась общая свалка. Жуткое рычание разъяренных мужчин и восторженный визг женщин наполнили поляну. Я слишком загляделся и чуть было не упустил из виду бросившегося ко мне самца. Это был Медил, один из лидеров, позарившийся на легкую добычу. Его огромная косматая лапища летела ко мне в замедлившимся потоке времени. Я резко присел, увлекая за собой одну из палок чести лидера. Тот перелетел через меня, и я ударом кулака вмял величественно проплывающие над моей головой могучие гениталии. Возможно, только рев кастрируемого мамонта мог бы сравниться с воплем, перекрывшим все звуки. Но я уже бежал, на ходу засовывая добычу за пояс из пращи и уворачиваясь от хватающих меня лап. Я чуть не растянулся, споткнувшись об упавшее тело, но, привычно проскакав по нему на четвереньках, без укора совести сорвал еще одну честь. Когда я выпрямился передо мной стоял Мурак. Не тратя даже доли секунды на ритуальные гляделки, я треснул его только что добытой честью по носу и круто вильнул в сторону. Непреодолимая сила притянула меня обратно за гриву. Я крутанулся, наматывая на себя держащую лапу и, оказавшись морда к морде с Мураком, глубоко засунул ему в оскаленную пасть честь, которую все еще сжимал в лапе. Мурак отпустил меня и, качаясь на пятках, схватился за торчащую палку. Взамен я сорвал с его брюха две другие и убежал. Мои физические самоистязания полностью себя оправдали, и когда, наконец, музыканты в изнеможении опустили лапы, у меня за поясом оказалось около десятка чужих палок. Потрепанные самцы подошли к кострам. Жюри восстановили свой кворум и приступили к сортировке. Я оказался первым, что вызвало нешуточный ропот у мужчин и обидные насмешки у женщин. - У него две чести Мурака и честь Медила! - заметил кто-то с ужасом. - Разве Трепло Туюм - самый сильный мужчина?! - заорал Мурак, но поперхнулся из-за все еще саднившего горла и мучительно закашлял. - Я самый ловкий! - нагло провозгласил я, - Почему Мурак все время спорит? Ему что, не нравятся правила? Никто не ответил, но в общем настрое чувствовалось что-то нехорошее для меня. Тогда я подошел к Гизаку и отдал ему все палки кроме своих трех. - Вот, мне не надо! Гизак простодушно загреб палки и обрадовался, как ребенок. - Ха! - опять заорал Мурак, - Трепло помог Гизаку набраться чести! Палки вывалились из лап Гизака, и через мгновение Мурак катился через поляну от стандартной затрещины. Мужчины завопили в предвкушении хорошей потасовки. Мурак полежал немного, поднялся на четвереньки и нашарил в кустах увесистый булыжник. Он встал на дыбы как горилла и дико заорал. Я поспешно раскрутил свою пращу и выбежал перед Гизаком. - Мурак! - моя праща зло пела в воздухе, - Выкинь камень, если ты такой честный! Мурак исторг самое ужасное из порицаемых ругательств и замахнулся на меня булыжником. Я выпустил пращу и Мурак, всплеснув лапами, рухнул на землю. Все оцепенело молчали, когда я подбежал к Мураку и осмотрел его. Удар был не слишком сильным и череп не был пробит, но на лбу вспухала огромная