ем души своей занимались вовсе не те, у кого было все в достатке. Вообще-то моей задачей в этой жизни было не ломать судьбы прогрессом, а стать близким и родным хотя бы одному живому существу, научиться создавать и беречь связь с другим существом, но, главное, освободиться от завистливой ненависти и непримиримости. Мы шли довольно медленно, давая животным напиться у родников и пощипать травы. Уже темнело, а до пещер было еще далеко. Лошадь снова начала нервничать. - Нам придется ночевать где-то здесь, - сказал я. - Не в пещере?! - Это не страшно. Вот - вполне удобное место. Мы остановились у обрывистого склона на небольшой поляне среди густых кустов и привязали жеребят к дереву. Рядом протекал небольшой ручей. Ножами мы накосили травы животным. Потом собрали сухих веток и приготовили их для костра у узкого выхода из поляны. Вокруг ручья росло много мха. Мы набрали его, чтобы было теплее и мягче спать. Стемнело, и я развел огонь. Сначала лошадь испуганно заржала, но постепенно привыкла. Свет костра отделил нас от остального мира. Мы доели остатки сушеного мяса. Было тепло, уютно и мы были одни. Такие моменты запоминаются на всю жизнь, составляя галерею грустных воспоминаний о прожитых Счастливых Мгновениях. Шида довольно зевнула, потянулась и поднялась на задние лапы. Она что-то замурлыкала и начала медленно танцевать. Я улыбнулся и тоже встал. Мой танец показался для нее настолько необычным, что она раскрыла рот и почти остановилась. Ей понравилось, она начала старательно подстраиваться, и вскоре мы танцевали вместе. Ночью мы спали на нашей моховой подстилке, обнявшись, и ничто не потревожило нас. На следующий день, когда мы подошли к первой пещере, лошадь не захотела идти за своим жеребенком. Обжитое место и сильные запахи пугали ее. Тогда мы пошли в обход у самой реки. Нас заметили, жители первой пещеры побежали к нам, и лошадь ускакала. Жеребята стали вырываться, и Шида упала, зацепившись лапой за корни. Насколько стрел полетело вдогонку за лошадью, и одна оцарапала ей круп. - Стойте! - заорал я, добавив немыслимое для моих лет ругательство. Толпа возмущенно загудела. Шида, наконец, поднялась, так и не выпустив своего жеребенка. - Не пугайте лошадей! Это не добыча! Они будут жить вместе с нами! Ко мне приблизился главарь пещеры. Тот самый Медил, у которого я отобрал честь. - Голозадый? - показал он пальцем, с интересом оценивая мою наготу, - Как ребенок! Играетесь? - Во что играемся? - сурово спросил я. - Дети тащат жить ежиков и черепах, а не лошадей! - хохотнул Медил, поигрывая ужасающими мышцами. - И что? - Это не игрушки, дети! Это добыча. Я передал свою веревку Шиде, и она обмотала ее вокруг второй лапы. - Это наши животные. Ты их хочешь отобрать? Медил начал наливаться яростью. - Борзый малыш не научился чтить старшего! - прошипел он. - Я мужчина, - возразил я, - и я честно в Луну отобрал твою палку. Но тогда была игра. А если ты сейчас захочешь отобрать мою добычу, то это будет война. Ты хочешь войну? Медил сделал невероятное усилие и взял себя в руки. - Я не собирался ничего отбирать! - он сплюнул на траву. - Тогда всего тебе хорошего, - сказал я и взял веревку у Шиды. - И тебе, - Медил снова сплюнул, провожая нас насмешливым взглядом. Но к нам уже подходил еще один колоритный экземпляр, Бугар, занявший второе место на празднике Полной Луны. Ковыряясь прутиком в своих волчьих зубах, он ехидно спросил: - Что, Медил, - опять упускаешь добычу? - Это не наша добыча, Бугар. - Ну, конечно! Добыча остается у самого сильного! Проходя, я краем глаза наблюдал, как Медил резко повернулся к обидчику. - Ты вызываешь меня, Бугар? - Нет, Медил! - Бугар громко сглотнул, - Я просто вижу, как щенок уводит добычу. Кустарник скрыл от нас дальнейшую сцену. Я привязал рюкзак впереди себя, прикрыв наготу. Соседские подростки следовали чуть позади нас. Я подозвал одного из них. - Слушай, - сказал я, - ты здесь самый умный. Беги вперед и говори, что мы идем не с добычей, а с лошадьми, которые будут с нами жить. Понял? - Ага! - Рассказывай всем, как нас тут встретили! - Ага! - он рванул вперед к следующей пещере. Дальше мы шли без осложнений. Все такой же маленький и худенький мой первый враг в этом мире Урюк попался нам на тропе у самой пещеры, с ужасом уступил дорогу, в очередной раз напоминая, как стремительно я рос. Из пещеры выходил Гизак, с моим лучшим луком за плечом. - О, Туюм! А мы скучали без тебя у вечернего костра! Он оценил мой новый вид и снисходительно ухмыльнулся. - Ты теперь ходишь с голым задом, Туюм? - Пришлось. - А Шекил утром говорил про плотики для вас! - Так стразу? - возмутился я, останавливаясь. - Он говорит, кто на ночь не вернулся того хоронить надо! - Гизак развел лапы, - Ты на охоту не пойдешь? - Нет. - Я твой лук взял! - Бери. Он оскалился и пошел к лесу. Потом из пещеры потянулись те, кто еще не успел уйти на охоту. Племя совсем обленилось. Солнце приближалось к зениту, а на охоту не спешили. Вот первые плоды прогресса. Пока я привязывал животных, Шида сходила за едой и набедренной шкурой для меня. Мы, наконец, поели, потом тщательно оплели кусты вокруг небольшой полянки корзинной вязкой так, что волки не могли бы пролезть и сделали плетеную дверь. Я прорыл подходящей палкой канавку от изгиба речки, и ручеек потек через наш загон. Весь день мы возились с жеребятами, выводили их пастись и объясняли народу их статус. А после вечернего костра Шида потерлась носом об меня и сказала: - Давай танцевать как вчера! - Прямо здесь? Она немного подумала. - Нет. В лесу. Мы нашли подходящую поляну и танцевали, пока не стемнело. С тех пор мы почти каждый вечер приходили туда. Наступило лето, и жизнь наша казалась налаженной во всех отношениях. Каждый имел железный нож, стрелы и охотничьи палки с железными наконечниками, набор для разжигания костра из огнива, кремня и трута. Когда жареные лягушки, печеные улитки и толстые личинки надоели до смерти, одним прекрасным ранним утром Хрум взял меня и Карида на серьезную охоту. Он уже вполне доверял нам и повел в то место, где мы давно наблюдали жизнь кабаньей семьи. Мы тихо подобрались очень близко и из-за густых зарослей увидели широкую нору, вырытую под корнями огромной сосны. Хрум повернул к нам возбужденно-радостную морду и зашипел: - Он там!.. Я с Каридом осторожно приготовили луки, а Хрум, подобрав камень, бросил его в нору. Оттуда раздался многоголосый испуганный визг. Никто не торопился выскакивать из норы под наши стрелы. - Какой умный!.. - восхищенно зашипел Хрум. Выждав некоторое время, Хрум бросил второй камень и тут же сам кувырком полетел к норе через кусты. А вслед за ним с диким хрюком метнулся огромный кабан. Все сплелось в огромный визжаще-орущий клубок тел, вырванной травы и пыли. Карид не стрелял, боясь попасть в Хрума, а я, все же, пустил стрелу кабану в бок. Тот от боли отпрыгнул в сторону, что позволило Кариду тоже выстрелить. Мы схватили палки с наконечниками, бросились к рвущему рылом землю кабану и убили его. Это был самец. В норе могла оставаться самка с детенышами. Хрум лежал и едва шевелился. Мы подошли и оттащили его, не спуская глаз с норы, подальше. Карид поднял окровавленные лапы и с испугом посмотрел на меня. Я склонился над телом. - Хрум, ты живой? - Не знаю, - ответил Хрум, не открывая глаз на засыпанной землей морде. В нескольких местах на спине и лапах из его шкуры сочилась кровь. Но крупные сосуды были целы. Я стряхнул землю с его морды. Он открыл один глаз. - Хрум! - где у тебя болит? - Везде… - Попробуй осторожно встать! - попросил я. Хрум сделал усилие и обмяк. - Карид! Ты сможешь дотащить кабана на плечах? Карид нырнул в кусты и вскоре, слегка пошатываясь, вернулся с кабаном на холке. Я надел на него лук, взял свой и поднял Хрума как мешок на плечи. Мы осторожно пошли домой по лесистому склону вниз, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть. Небо потемнело, подул свежий ветерок. Сверху оглушительно и протяжно пророкотало. Дождя нам только сейчас не хватало! Но это был не дождь, а сильнейший ливень. Склон стал ужасно скользким, и мы ступали прямо среди потоков воды. Под дождем Хрум пришел в себя и попробовал идти сам, но его шатало и с каждым шагом он тихо скулил. Пришлось снова взять его на плечи. Несколько раз я съезжал по разбухшей глине и поранил лапу об острый камень. А Карид ронял своего кабана и, чтобы снова положить его на плечи, садился прямо в заливающую его воду. Усталые до предела, мы, наконец, притащили в пещеру мертвого кабана и полумертвого Хрума. Нас посадили у костра сушиться, и вокруг разлился удушливый запах мокрой псины. Раны Хрума были не очень опасными. Но он был сильно избит. Я заварил траву с медом и дал ему выпить. Потом крепким мятным отваром промыл раны и тщательно стянул их волосками шерсти, замазывая сверху еловой смолой. Весь следующий день он спал. Наши жеребята росли. Я надеялся, что они уже достаточно взрослые чтобы обойтись без молока, и это не вызовет у них болезней. Мы с Шидой часто выгуливали их, и они стали совсем ручными. У нескольких самок, в том числе у моей матери и Шиды, как обычно в это время года, заметно начали обрисовываться животики. Гизак сурово и многозначительно поглядывал на меня, а я в ответ кивал на беременную Шиду. Он опять начал распускать глупые байки о Тизиле. Сколько раз я уже был отцом, но только сейчас меня это волновало и беспокоило как никогда. Казалось, что-то предчувствовал. Я больше не разрешал Шиде ходить со мной на охоту, и большую часть времени она бродил