ое дыхание. - Я сам! - он схватил меня за шкирку и одной лапой поднял в воздух. Кочевники давно так не веселились. - Мурак! - крикнул я, - Сваливай! Кочевники явно не поняли, что я имел в виду. Хоть Мурак и ненавидел сленг, но тут уж признал его пользу и осторожно пополз, пока все внимание было на мне. Лапа у гориллы начала уставать и медленно опускаться. Я извернулся, пружинисто ударив коленом снизу под оскаленную морду и, падая на траву, вскочил на все четыре лапы. Горилла прогнулся дугой и мешком повалился затылком вниз. Едва он коснулся земли, как я пяткой с хрустом перебил ему горло. Все удивленно охнули, а через мгновение, осознав случившееся, оцепенели. Только когда я, мечась в ярости как дикий зверь, свалил еще четверых, все очнулись и, после короткой паники, стоившей им еще троих поверженных, бросились врассыпную, несмотря на все свое превосходство. Я кинулся вслед за теми, кто убегал в нужную сторону, и настигнутые оставались лежать на траве. Мурак резво прыгал через кусты далеко впереди. Кочевники бегали гораздо хуже меня, и вскоре путь оказался свободен. Но за нами гналась вся опомнившаяся толпа уже с боевыми палками. Мы лихорадочно отвязали лошадей и поскакали. Но не вверх по склону домой, а вниз. Неумелого Мурака болтало из стороны в сторону, но он каким-то чудом держался. Крики вскоре затихли позади. В лесу мы перешли на шаг. Я повернулся к Мураку. Тот лихорадочно дышал, как будто это он скакал, а не лошадь. Но морда его была ужасно довольная. - Мы круто свалили! - заорал он, полюбив сленг на всю жизнь. - Ты молодец, Мурак! - А тебя, Туюм, они теперь будут бояться! - загоготал Мурак. - Хорошо мы поговорили с ними, Мурак! Мы ехали и бахвалились как дети пока не показалась река. - Мы должны еще сильнее запутать их! - решил я, - Давай поедем по воде как можно дальше! - Какой ты хитрый, Туюм! - восхитился Мурак. Но когда мы подъехали к нашим пещерам, то окончательно осознали, что война теперь неизбежна и это случится в ближайшее время. Мурак показывал всем пустое место от выбитого зуба, что делало его морду устрашающе воинственной и заверял, что каждый из нас может положить кучу их народа, а Туюм вообще круто надрал им зады. Племя только качало головами и не узнавало обычно такого чопорного главаря. Потом он конфиденциально попросил меня смазать его дегтем от блох. На следующий день мы увидели разведчиков по ту сторону реки. На крик сбежалось много народа. Выпустили несколько стрел и двое кочевников упали, но трое убежали. Я вскочил на коня и перебрался через реку. Один из подбитых был мертв, другой стонал со стрелой в боку. Я проскакал мимо и, вскоре нагнав бегущего, на ходу сбил его пращей, не выпуская камень. Чуть дальше прикончил еще одного. Третьего я так и не нашел, и вернулся, чтобы собрать стрелы. Я чувствовал, что эта жизнь полностью завладевает мной, я не могу уже остановить или изменить несущий меня поток и делаю не то, к чему у меня лежит душа, а то, что следует по сценарию происходящего. Такое рано или поздно случалось во всех моих воплощениях, и несправедливость этого всегда угнетала меня. Я ненавидел войну. Она меня всегда ужасала тупой бессмысленностью множества жертв. Но, оказываясь в ее власти, я принимал неизбежное, отбрасывал сомнения и делал свою работу. Нужно было узнать, где сейчас враги. Ближе к вечеру я собрался на разведку. Шида заявила, что едет со мной. Я попытался отговорить ее, но аргументы вроде, что это опасно и это не женское дело только удивили ее. Она не понимала, почему если опасно, то это не женское дело. Я смирился и даже немного обрадовался. Все-таки Шида прекрасно ездила верхом и от нее могла быть только польза. Мы проделали весь путь и увидели, что кочевники так и остались на своем прежнем месте. Не было заметно никаких приготовлений к войне. Может быть, мы вообще не казались им достаточным поводом для серьезных действий? Но кто из дикарей мог бы простить перенесенный позор? Или это было обычной примитивной безалаберностью? Неужели они боялись нас? Наверняка убежавший разведчик уже рассказал про наше дальнобойное оружие. Теперь только на пользу было бы усилить их страх. Я повернулся к Шиде. - Слушай! Мы сейчас подкрадемся и будем стрелять из луков. А потом ускачем от них! Шида возбужденно сверкнула глазами. - Да! Под прикрытием высоких кустов мы подобрались достаточно близко. Сначала мы достали стрелы с намотанным сухим мхом, смазанным еловой смолой, на концах, подожгли их и выпустили по хижинам. Две хижины загорелись, и в становище началась паника. Мы выпустили еще пару горящих стрел и нас заметили. Когда орущая толпа побежала к нам, мы сосредоточенно принялись сбивать одного за другим. - Шида! - крикнул я, закидывая лук за спину, - Хватит! Уезжаем! Но она пустила еще две стрелы, и мы развернулись перед самыми мордами разъяренных кочевников. Один успел схватиться за хвост моего коня, но, получив копытами в голову, полетел кувырком. При этом я чуть было тоже не вылетел из ненадежного седла. Мы вернулись уже после общих вечерних посиделок, съели, то немногое, что осталось и рассказали о нашей вылазке. - Туюм, - мрачно вздохнул Ундук, - они нам еще не сделали никакого вреда, а мы им сделали уже много… Я удивился, опечалился его правотой и обрадовался в душе такому справедливому замечанию. - Мы пришли с подарками, - возразил я, - но они пообещали отнять у нас все, хотели нас не просто убить, а насладиться нашим страданием. И чтобы остаться в живых нам пришлось убить некоторых. - А сегодня ты сам напал на них… - Они сразу решили стать нашими врагами. А враги должны бояться. Может быть, тогда они не станут нападать. - Да! - воскликнул Гизак, - Туюм все делал правильно! Шида покормила и уложила нашу дочь. Мы легли, и она снова тихо заплакала. Мне тоже было не по себе. Мы заснули не скоро. Перед утренней едой снаружи внезапно раздались крики, и мы, готовясь к худшему, выскочили из пещеры. На той стороне, вдалеке у опушки леса стоял кочевник, размахивая лапами, без оружия. Никто не стрелял в него из-за слишком большого расстояния. Все ждали, когда он подойдет поближе. - Не стреляйте! - крикнул я, узнав старикана, - Это пришел их вождь. Он без оружия. Я вышел вперед и помахал ему лапой. Тот помахал в ответ и подошел еще немного. - Гизак! - крикнул я, - Он хочет говорить, но боится. Нужно чтобы народ ушел в пещеру! Вскоре у реки остался только я, Гизак, Медил и Педул. Кочевник подошел совсем близко, к берегу реки. - Мии пришли больтать! - крикнул он заискивающим голосом, - Мии тащились дарилки! - Мии очень рады! - проорал я в ответ. Кочевник повернулся к лесу и громко свистнул. Оттуда вышли еще двое с кожаными мешками и, испуганно поглядывая на нас, подошли к берегу. Я отвязал лошадь и перебрался на ту сторону. Двое кочевников в страхе отступили, но старикан остался на месте. - Меня зовут Туюм! - сказал я. - Мииня - Тивир! - Тивир, я перевезу тебя на ту сторону! - предложил я. Ему было страшно, но он покорился, и вскоре я задыхался от невообразимо вонючей шерсти перед своей мордой. - Дарилки! - крикнул Тивир помощникам. Мы загрузились мешками. На нашей стороне старикан спрыгнул с коня, а я с облегчением вдохнул свежего воздуха. - Это Педул! - представил я, - наш самый мудрый! Педул простодушно оскалился и громко выпустил накопившиеся газы чтобы не мешали важной беседе. Я отвел коня в загон, и начались переговоры. Выходило, что с нами никто не собирался воевать, а инцидент с подарками случился как-то сам собой из-за непонимания сторон. Я не очень этому поверил. Но, главное, мы решили, что никто больше не будет причинять вред другой стороне. - Вии шибко страховые, - качачал головой Тивир, - жизните как мурши в норах и яроснии как зверии. Вис много как муршив? - Да, нас шибко много. Тут много наших нор, - подтвердил Педул. Взамен принесенных подарков мы вручили большие куски медовых сот и железный нож. Тивир был в нескрываемом восторге. - Мии еще тащиим дарилки! - предлжил он, осторожно поглаживая пальцем острое лезвие, - А вии нам - еще такой нож! Мы переглянулись, но согласились. Потом мы устроили небольшой банкет у отдельного костра на берегу речки. К нам присоединились два томящихся на том берегу кочевника. Они сами перебрались через реку, удерживая за лапы друг друга в стремительном потоке. Мы не хотели приглашать кочевников в пещеру по двум причинам: чтобы не избавляться потом от блох, и чтобы они не видели сколько нас на самом деле. По ходу дружеской болтовни выяснилось, что кочевники пришли к нам издалека в прошлом году потому, что в их местах кончилась дичь. Что они не любят горы и не собираются переселяться близко к нам. Короче, не будут нам мешать. Потом мы помогли им перебраться через реку и тепло распрощались. Наш народ был счастлив слышать о заключенном мире. Специально организованная охота за кабаном окончилась удачно, и вечером мы закатили нешуточный пир. Беззаботные крики не смолкали до поздней ночи. Некоторое время казалось, что все вокруг существует только для нас. Наша дочь быстро росла и уже сама ползала. Но я мало уделял ей внимания, возвращаясь только к вечернему костру. В полумраке нашей дальней ниши она лазила по нам с Шидой и играла сама с собой. Я попросил Шиду передать матери, чтобы она чаще выносила дочь днем из пещеры. Посланцы кочевников иногда вторгались в нашу жизнь, всегда как-то некстати. Они приносили куски соленого кабаньего сала, вяленую рыбу и неплохо выделанные шкуры. А взамен просили только ножи.