ше. Наконец, вскарабкавшись по последнему колодцу, мы вышли в зал перед выходом. Здесь уже были навалены вещи и продукты. Но только те, что удалось унести на себе. Раненые стонали, дети визжали, женщины с подавленной горечью пытались их успокоить. Шиды здесь не было. Я не мог сам никому помочь и принялся объяснять, как это сделать. И те, кто брался за это, неумело, причиняя дикие страдания, оттягивали конечности и, выравнивая сломанные кости, фиксировали их. Я вышел из пещеры. Шида сидела внизу, на песке у озерца, с нашим ребенком. Я спустился к ней. Она увидела меня, радостно вскрикнула, вскочила и потерлась носом о мою щеку. Ребенок помешал ей обнять меня и причинить боль. - Туюм, - она снова потухла, - нас теперь мало… - И мне долго болеть, - признался я, - у меня отбиты лапы. Она встревожено осмотрела меня и сморщилась от сочувствия. - Теперь я буду охотиться, - заявила Шида, - а ты - сидеть с Вэйни, - она засмеялась. Господи, зачем я так назвал свою лохматую дочь? Я вдруг остро почувствовал, насколько остался далек от этих диких людей. И тут же понял, что я вообще никогда не соприкасался близко с той жизнью, где мне приходилось быть, так, чтобы это стала действительно моя жизнь. Я всегда оставался скорее наблюдателем, чем участником. Я воображал, что моя задача здесь уже почти выполнена, - я нужен Шиде. А сейчас видел, что все представлял совершенно неправильно. И у меня уже вряд ли оставались шансы что-то исправить. Потому, что мое желание покинуть эту жизнь стало больше желания слиться с ней. - Шида! Хорошо, что у нас не было своего дома, теперь не жалко, что его нет, - сказал я грустно, - А вот Ундуку - жалко. - Ундук снова один, - сказала Шида печально. Стало темнеть, и подул холодный ветер. - Пойдем, Шида. Нужно гнездо делать. Из всех пещер нас осталось девятнадцать взрослых, из них двенадцать женщин. Ни Гизака, ни Медила с нами не было. Из лидеров остался только мудрый и осторожный Педул. Удивительнее всего, что с нами остался медлительный и неразговорчивый Чидан, любимым и постоянным занятием которого было вытачивать новые узоры на своих палках чести с приоткрытой от старания пастью. Всех детей удалось вывести невредимыми. Большинство подростков осталось без родителей и это не вписывалось в уклад жизни племени. Нужно было решать, как жить дальше. Мужчины спустились к речке, чтобы посовещаться. А женщины остались наблюдать за колодцем, рядом с которым мы навалили кучу метательных камней, и присматривать за детьми. Мы расселись, и Бугар первым плюнул в речку. - Здесь плохая охота, - сказал он, - Запасов на зиму не наберем. А детей лишних очень много. Нужно отправить их в Мир За Горами. - Нет! - тут же сказал я, по всем правилам сплевывая в речку, - Нас мало и без них мы не станем снова сильными. - Мы наделаем их когда всего будет вдоволь! - начал горячиться Бугар. - Нет!! - сказал я твердо. - Туюм! У тебя сломаны лапы, чтобы так со мной разговаривать! - Мне не нужны лапы, чтобы разговаривать с тобой, Бугар! - Ты вызываешь меня? - А разве ты главарь? Педул резко сплюнул в речку. - Сначала нам нужно выбрать вождя, - сказал он. - Я самый сильный сейчас, - сказал Бугар, - значит я - вождь. - Сейчас нужен не самый сильный, а самый мудрый, - возразил Педул. Бугар вскочил на задние лапы и зарычал. - Кто здесь скажет, что я не главарь? Я тоже поднялся. - Ты не можешь быть главарем, Бугар. Бугар раскрыл огромные лапы, обнимая небо, и бросился на меня. Я поднырнул под его лапу и, разгибаясь, ударил ногой ему под мышку. Бугар с шумом упал в речку, но тут же вскочил, отряхнувшись как зверюга и повернулся ко мне, придерживая парализованную лапу. Я тут же с разворота залепил ему пяткой в подбородок, и он опять мешком рухнул в речку. Воды было мало, и Бугар не нахлебался. Он пришел в себя, медленно привстал и опять встряхнулся, разбрызгивая воду во все стороны. И тут же зарычал от боли в голове. А когда снова открыл глаза и посмотрел на берег, то заметно присмирел. На берегу перед ним стояла Шида с натянутым луком. - Шида! - сказал я, - Даже если бы он победил, ты не должна стрелять в него! - Почему? - Нас очень мало осталось. И мы не враги, а просто выясняли, кто сильнее. Правда, Бугар? - Правда, Туюм, - признал ошеломленный Бугар, выбираясь на берег. - У нас больше не будет главаря, который все решает сам, - сказал я, и все удивленно переглянулись. Хорошо, что к этому времени народ перестал удивляться необычности моих предложений. - На собрании мы все будем думать, а Педул будет все расставлять по порядку. До самого вечера мы думали, как жить дальше. Пока все было еще очень неясно. Могли опять прийти кочевники. По пещере или через гребень. Но в любом случае наша жизнь надолго перестала быть такой беззаботной как раньше. Четверо раненых, включая меня, вынуждены были сидеть в пещере. Мы сменялись, дежуря у последнего колодца. Но кочевники оттуда не появлялись, хотя найти нас по оставленным следам было не сложно. Место главаря у костра пока что не определилось, хотя и Бугар и Педул приволокли себе особенно удобные камни, выделяющиеся среди других. Мне показалось, что регламент поднятых лап в беседе у костра, все же, был хорошей и полезной находкой и начал было поднимать лапы в пример. Но это посчитали моей слабостью, и несколько насмешек заставили меня оставить попытки вернуть утраченную традицию. Так же странно воспринимались мои попытки внедрить привлекательность гуманности, когда в момент дележа еды я не брал себе лучшие куски, а передавал их детям и женщинам. При каждом подходящем случае Багар и Педул пытались утвердить свои лидерские права, но мне пока удавалось это пресекать, ощущая накапливающуюся враждебность обоих претендентов. Я знал, что если подвернется несчастный случай со мной, они этим несомненно воспользуются. Негласным лидером, все же, оставался я. В моменты острых споров мое слово оказывалось решающим, мне никто не рисковал открыто перечить. Так что избавиться от иерархии власти не получилось. Скорее, такая ситуация приносила больше вреда и постоянно проявлялась как очевидно неестественная, не понимаемая и не принимаемая всеми. А пока что про меня поползли пещерные сплетни, что раньше все у народа было хорошо, но как только Трепло Туюм начал навязывать свои новшества, все стало неправильным и вот, что теперь осталось от народа. Кто-то же должен быть виновником несчастья. Железные ножи и наконечники, горшки, луки, медицинская помощь, мед, новые блюда, очень заметно обогатившийся лексикон и сложность фраз в обсуждениях - во всем можно было найти и плохую, неправильную сторону. "Народ стал ленивым, слишком хитрым и болтливым", - сетовали многие. Я прекрасно понимал, что только сверхжизнь давала мне возможность так сильно влиять на племя, но и этого не хватало. Чтобы что-то изменить так, чтобы все это понимали и приняли, совершенно необходимо было сначала полностью изменить всех. А без этого никакое могущество не в силах было помочь. Изменить всех равнозначно тому, что старые сущности людей умерли и на их месте возникли новые. Часто шел мелкий холодный дождь. Дичь найти становилось все труднее. Я объяснял, как делать различные ловушки, но вскоре стало казаться, что мы переловили все, что водится в этом ущелье. Дни пролетали быстро. Я возился с выздоравливающими, проверял расставленные в горах силки, занимался с подростками, делал стрелы. Мы лишились многих культурных приобретений. Здесь не было руды для изготовления железа, хорошей глины для горшков, я почти перестал рассказывать истории у костра. Шекила больше не было с нами и его музыки по утрам не хватало для ощущения благополучия. Как-то разговор зашел о празднике Полной Луны и все замолчали в унынии. Я, как мог, обустроил место для нас с Шидой, из осколков камней выложил стенку, скрепляя ее глиной, которая отгородила нас от остальной части пещеры, мы натаскали травы, и получилось уютное гнездо. На этот раз мы расположились рядом с выходом и дневной свет достаточно хорошо освещал все внутри. Многим понравилось, как мы устроились, и в пещере выросли каменные перегородки. В центре осталось большое место, где устроили гнезда для подростков. Мои лапы поджили настолько, что я решил пойти на разведку к нашей старой пещере. Я добирался долго и осторожно. Почти в самом начале лабиринта, в одном из залов, оставленное продовольствие так и лежало нетронутым. Кочевники не решились заходить в глубину. Это значило, что мы сможем перезимовать, не голодая. И теперь можно было не думать постоянно, что кочевники проникнут к нам через пещеру. Вскоре я оказался в покинутых местах. Там никого и ничего не было. Только смердело от брошенных снаружи мертвых тел. Этот запах был настолько силен и отвратителен, что я не смог выйти наружу. Я побродил немного по пещере, постоял около растоптанного инструмента Шекила, помянул с грустью нашу жизнь и пошел назад. Мы сделали последний колодец более проходимым, вырубив ступени в наиболее опасных местах и навесив веревки. Несколько дней потребовалось, чтобы перетащить оставленные запасы продовольствия. Теперь на охоту выходили только чтобы хоть чем-то заняться. Мы зажили по-зимнему задолго до зимы. А Шида почему-то не была на этот раз беременна. И конечно, она не отставала от других женщин в развлечениях с мужчинами. Я же, отягощенный тысячелетним опытом, не мог быть таким же непосредственным и не желал развлекаться с другими женщинами, хотя теперь женщин было больше, чем мужчи