ых, включая меня, вынуждены были сидеть в пещере. Мы сменялись, дежуря у последнего колодца. Но кочевники оттуда не появлялись, хотя найти нас по оставленным следам было не сложно. Место главаря у костра пока что не определилось, хотя и Бугар и Педул приволокли себе особенно удобные камни, выделяющиеся среди других. Мне показалось, что регламент поднятых лап в беседе у костра, все же, был хорошей и полезной находкой и начал было поднимать лапы в пример. Но это посчитали моей слабостью, и несколько насмешек заставили меня оставить попытки вернуть утраченную традицию. Так же странно воспринимались мои попытки внедрить привлекательность гуманности, когда в момент дележа еды я не брал себе лучшие куски, а передавал их детям и женщинам. При каждом подходящем случае Багар и Педул пытались утвердить свои лидерские права, но мне пока удавалось это пресекать, ощущая накапливающуюся враждебность обоих претендентов. Я знал, что если подвернется несчастный случай со мной, они этим несомненно воспользуются. Негласным лидером, все же, оставался я. В моменты острых споров мое слово оказывалось решающим, мне никто не рисковал открыто перечить. Так что избавиться от иерархии власти не получилось. Скорее, такая ситуация приносила больше вреда и постоянно проявлялась как очевидно неестественная, не понимаемая и не принимаемая всеми. А пока что про меня поползли пещерные сплетни, что раньше все у народа было хорошо, но как только Трепло Туюм начал навязывать свои новшества, все стало неправильным и вот, что теперь осталось от народа. Кто-то же должен быть виновником несчастья. Железные ножи и наконечники, горшки, луки, медицинская помощь, мед, новые блюда, очень заметно обогатившийся лексикон и сложность фраз в обсуждениях - во всем можно было найти и плохую, неправильную сторону. "Народ стал ленивым, слишком хитрым и болтливым", - сетовали многие. Я прекрасно понимал, что только сверхжизнь давала мне возможность так сильно влиять на племя, но и этого не хватало. Чтобы что-то изменить так, чтобы все это понимали и приняли, совершенно необходимо было сначала полностью изменить всех. А без этого никакое могущество не в силах было помочь. Изменить всех равнозначно тому, что старые сущности людей умерли и на их месте возникли новые. Часто шел мелкий холодный дождь. Дичь найти становилось все труднее. Я объяснял, как делать различные ловушки, но вскоре стало казаться, что мы переловили все, что водится в этом ущелье. Дни пролетали быстро. Я возился с выздоравливающими, проверял расставленные в горах силки, занимался с подростками, делал стрелы. Мы лишились многих культурных приобретений. Здесь не было руды для изготовления железа, хорошей глины для горшков, я почти перестал рассказывать истории у костра. Шекила больше не было с нами и его музыки по утрам не хватало для ощущения благополучия. Как-то разговор зашел о празднике Полной Луны и все замолчали в унынии. Я, как мог, обустроил место для нас с Шидой, из осколков камней выложил стенку, скрепляя ее глиной, которая отгородила нас от остальной части пещеры, мы натаскали травы, и получилось уютное гнездо. На этот раз мы расположились рядом с выходом и дневной свет достаточно хорошо освещал все внутри. Многим понравилось, как мы устроились, и в пещере выросли каменные перегородки. В центре осталось большое место, где устроили гнезда для подростков. Мои лапы поджили настолько, что я решил пойти на разведку к нашей старой пещере. Я добирался долго и осторожно. Почти в самом начале лабиринта, в одном из залов, оставленное продовольствие так и лежало нетронутым. Кочевники не решились заходить в глубину. Это значило, что мы сможем перезимовать, не голодая. И теперь можно было не думать постоянно, что кочевники проникнут к нам через пещеру. Вскоре я оказался в покинутых местах. Там никого и ничего не было. Только смердело от брошенных снаружи мертвых тел. Этот запах был настолько силен и отвратителен, что я не смог выйти наружу. Я побродил немного по пещере, постоял около растоптанного инструмента Шекила, помянул с грустью нашу жизнь и пошел назад. Мы сделали последний колодец более проходимым, вырубив ступени в наиболее опасных местах и навесив веревки. Несколько дней потребовалось, чтобы перетащить оставленные запасы продовольствия. Теперь на охоту выходили только чтобы хоть чем-то заняться. Мы зажили по-зимнему задолго до зимы. А Шида почему-то не была на этот раз беременна. И конечно, она не отставала от других женщин в развлечениях с мужчинами. Я же, отягощенный тысячелетним опытом, не мог быть таким же непосредственным и не желал развлекаться с другими женщинами, хотя теперь женщин было больше, чем мужчин, и они настойчиво требовали внимания. Это породило еще одно направление слухов про тайные слабости Трепла Туюма. Тот, кто испытал всепоглощающую радость единства с другой душой, как мы с Вэйни, понимает, что самое главное в жизни - это духовная близость. Только Шида связывала меня с этим миром. Если бы я потерял эту связь, то ничто бы уже не удерживало меня здесь. А теперь и Шида все больше отдалялась от меня. Несмотря на обеспеченную зиму, стало привычным подавленное настроение. Потери оказались слишком велики. Неопределенность впереди тяготила. Нас лишили родных мест, а этого узкого ущелья было явно недостаточно для жизни племени. Но все можно было бы преодолеть. Нужно только не предаваться унынию, а что-то делать, придумывать, выживать. Я же больше не чувствовал моральных сил для этого. Мне не хватало того, ради чего я бы боролся. Даже мысль о дочери не оживляла. Я часто бродил один по склонам среди унылых мокрых кустов. И однажды, когда настроение было особенно безысходным, меня потянуло подальше в горы. Я забрался довольно высоко, на самый гребень. Холодный ветер гнал облака снизу, и часто все погружалось в туман, и тогда начинала сыпать редкая снежная крупа. Знакомое снисходительное безразличие овладело мной. Я не видел в перспективе ничего обнадеживающего. Есть я, есть эти холодные безучастные горы, этот мир с глупой суетой, которому я не нужен и который не нужен мне. Не в моих силах оказалось сделать так, чтобы близкие мне люди были счастливы. Это - не мой мир. Или у меня нет сил или умения, или желания принять этот мир так, чтобы он стал моим. Я начал опрометчиво спускаться по скользким мокрым камням. Справа склон обрывался отвесной стеной. Нужно было бы обойти скальный зуб и спуститься к кулуару. Задняя лапа соскользнула с камня. Я попытался удержаться, но еще не зажившие пальцы свело болью. Камень ударил меня, оттолкнув в пустоту, стенка взметнулась вверх, и торжествующая шекиловская музыка скрежещущим аккордом сковала мысли. На мгновение я ощутил нечто вроде вздоха сожаления моего наставника. Как если бы он махнул на меня рукой. Сколько раз я уже влетал в это внежизненное пространство. На этот раз не было ошеломляющего перехода при вспоминании всего былого. Я лишь вдруг ясно увидел, что чаще всего погибал именно в горах. Они неосознанно манили меня не только своей красотой, но и как врата в иной мир. Когда я слишком не соответствовал жизни, то меня неудержимо тянуло в мир гор. Как обычно, отчаянная надежда на встречу с Вэйни наполнила меня. Я напрягал мои обостренные чувства, но не ощутил ее. Передо мной стоял мой наставник с грустной любящей улыбкой. - Привет, - небрежно бросил я, - от никчемного ученика. - Привет, друг мой… Я рад за тебя. Ты кое-что понял. Я не верил своим чувствам. - Я понял?? Что, динозавры отменяются? Я вспомнил наши древние разговоры с наставником, попытки отстоять справедливость так, как я ее понимаю. - Почему же мир так жесток? - спрашивал я, - Почему так мало от меня зависит? И все, что бы я ни делал, может быть перечеркнуто в одно мгновение? - Мир - это арена для многих сил. Твоя воля - попасть в беду или суметь избежать ее. Ты сам можешь прыгнуть в бездну. Ты можешь построить дом под горой, и его разрушит лавина. Или своим бездействием дать растерзать себя зверю. Но всегда есть множество правильных путей, чтобы избежать любой беды. Нужно только научиться понимать. - Научиться понимать, попадая в беду? - Другого пути нет… Невозможно понять то, чего не испытал сам. И я помогаю тебе, - молвил он с суровой добротой. - Но одни рождаются в достатке и путь их легок, а другие рождаются в нищете и, к тому же, им постоянно не везет! - Нет такого достатка, который удовлетворил бы человека. Достаток - всегда относителен. Но чем больше ты имеешь относительно других людей, тем дальше ты от их истиной любви и привязанности. Вот и теперь наставник со всепонимающей любовью смотрел на меня. - Теперь ты можешь отдохнуть... или опять принять жизнь… Я так устал от вереницы никчемных воплощений, что мой безмолвный протест заставил наставника понимающе улыбнуться, но он поднял на меня сияющий взор, в котором была какая-то особенная торжественность. - Только знай, ты оставил близких, которым очень нужен. - Я нужен? Ты уверен? - Я знаю. Это поразило меня. Я заколебался. Но спросил. - Я так хотел бы знать, где Вэйни… - Она - твоя дочь, - просто ответил наставник, - Она многое сделала, чтобы так произошло, но ты ее оставил в той жизни. У меня все перевернулось, и сожаление от случившегося лишило сил и воли. И тут легкий освежающий порыв влил в меня новую энергию жизни. Чувство фатального безразличия исчезло. - Спасибо… - ошеломленно поблагодарил я за столь щедрый и р