Ненила засуетилась. Было принесено платье, сапоги. Манефа Мартыновна наскоро переодѣвалась, рвала крючки и петли у платья, пуговицы у полусапожекъ и, не причесавшись, не взглянувши даже на себя въ зеркало, побѣжала наверхъ къ Іерихонскимъ.
Дабы не звониться у парадныхъ дверей и не дѣлать переполоха, къ Іерихонскимъ она пошла по черной лѣстницѣ черезъ кухню, быстро пробѣжала мимо Дарьи, щепавшей косаремъ полѣно на лучины для растопки плиты, мимо Семена, начищавшаго хозяйскій сапогъ, и очутилась въ столовой.
Въ столовой у стола, около никелированнаго кофейника, сидѣлъ Іерихонскій и мѣшалъ ложечкой въ стаканѣ налитый кофе со сливками. Тутъ-же лежалъ на подносѣ большой, початый уже, поднесенный вчера крендель. Іерихонскій, былъ въ подаренномъ ему свадебномъ халатѣ, синемъ атласномъ съ желтой отдѣлкой и въ красныхъ туфляхъ. Завидя Манефу Мартыновну, онъ вскочилъ со стула и, схватившись руками за грудь, какъ-бы закрывая что-то, заговорилъ:
— Прошу извиненія, мамаша, что застаете въ такомъ костюмѣ. Не ожидалъ такъ рано.
— Полноте, полноте…Что за церемоніи, Антіохъ Захарычъ… Сидите, пожалуйста, — сказала Манефа Мартыновна. — Я знаю, что еще рано, но я пришла узнать, что съ Соняшей. Нездорова она, что-ли? Моя Ненила была сейчасъ у васъ и разсказываетъ ужасныя вещи.
Но Іерихонскій уже юркнулъ въ кабинетъ и оттуда говорилъ:
— Подождите, добрѣйшая, минуточку. Сейчасъ. я надѣну на себя подобающій костюмъ и разскажу. вамъ все по порядку. Въ туфляхъ позволите мнѣ быть? Я потому прошу, что Семенъ проспалъ, что-ли, сегодня и не усифлъ еще вычистить мнѣ сапоговъ.
— Ахъ, пожалуйста, не безпокойтесь. Напрасно вы и переодѣваетесь. Сидите въ халатѣ. Халатъ у васъ новый прелестный и такъ онъ вамъ къ лицу… — уговаривала его Манефа Мартыновна.
Но Іерихонскій уже выходилъ изъ кабинета переодѣтымъ. На немъ былъ вицмундиръ, сѣрыя брюки, черная. форменная жилетка, при ночной сорочкѣ, причемъ на шею онъ повязалъ красный фуляръ.
— Добраго здоровья, мамаша, — сказалъ онъ, протягивая руку. — Кофейку не прикажете-ли?
— Пила я, Антіохъ Захарычъ. Не мучьте меня, скажите, что такое приключилось съ Соняшей? — перебила его Манефа Мартыновна. — Можно къ ней? — сдѣлала она движеніе.
— Спитъ, запершись въ спальной, — тихо произнесъ Іерихонскій. — Постучитесь къ ней. Можетъ быть, проснется и вамъ-то отворитъ.
— Но она нездорова? нездорова она? — допытывалась Манефа Мартыновна.
Іерихонскій развелъ руками и произнесъ:
— Полагаю, что нездорова, иначе чѣмъ-же объяснить ея поведеніе!
— Какое поведеніе? что такое? Не мучьте, голубчикъ, разскажите поскорѣе.
— Прошу покорно присѣсть. Успокойтесь, пожалуйста. Я самъ горячился, но успокоился.
— Ахъ, да разсказывайте скорѣй!
Манефа Мартыновна сѣла. Лицо ея все подергивалось отъ ожиданія. Іерихонскій началъ:
— Вчера, послѣ ухода вашего, я подсѣлъ къ Софіи Николаевнѣ. Дѣло было въ спальной… Ничего ей худого не сказалъ. Заговорилъ о предстоящемъ наймѣ дачи. Софія Николаевна отвѣчала урывками. Я обнялъ ее за талью… Какъ мужъ обнялъ, Манефа Мартыновна… Хотѣлъ ласку оказать, приласкаться. «Чего, я говорю, другъ мой, вы такъ непріязненны со мной? Отчего не могу я, дорогая моя, ничѣмъ передъ вами выслужиться»? Только и сказалъ. Вдругъ она меня оттолкнула. Оттолкнула и пересѣла въ кресло. Я опять къ ней… Согласитесь сами, вѣдь я мужъ. Мужъ я?
— Конечно-же мужъ, — кивнула Манефа Мартыновна. — Но, Бога ради, говорите дальше. О, я предчувствовала!
— Вдругъ, Софія Николаевна какъ взвизгнетъ, — продолжалъ Іерихонскій. — Я испугался, а она хохочетъ. Сидитъ въ креслѣ, хохочетъ и за бока держится.
— Предчувствовала, предчувствовала! — повторяла Манефа Мартыновна, воздѣвая руки къ потолку.
— Хохотала, хохотала и вдругъ расплакалась…
Начались рыданія, а потомъ истерика.
— Такъ я и знала!
Манефа Мартыновна всплеснула руками.
Іерихонскій всталъ.
— Полная истерика… Начали мы ее успокаивать… — повѣствовалъ онъ. — Тутъ и я, и Семенъ — я уже хотѣлъ за вами посылать, но смотрю, Софія Николаевна успокаивается. Раздѣли мы ее и уложили въ постель. Я хожу по спальной на ципочкахъ. Ахъ, да… Передъ истерикой она мнѣ халатъ подарила и таково любезно разговаривала. Хожу я на ципочкахъ… Дай, думаю, надѣну обновку, халатикъ, то-есть. Снялъ съ себя въ спальной пиджакъ, надѣлъ халатъ и перешелъ въ гостиную, чтобъ дать ей успокоиться. Дверь приперъ. Вдругъ слышу хлопъ дверью… щелкъ замокъ — и заперлась.