— Полноте, дружище, — говорит мне охранник гораздо мягче. — Вы же видите, вас тут не ждали.
Я встречаю его взгляд и киваю, тронутый отсветом человечности, мелькнувшим в его бычьих глазках. Он, кажется, поставил себя на мое место и сопереживал, словно это его не приняли и гонят прочь. Его рука, похлопывающая меня по плечу, напоминала о солидарности пьянчуг, проживающих вымышленные жизни за стойкой бара после рабочего дня.
Он подталкивает меня к лифту. Я не сопротивляюсь.
— И чтобы я тебя, парень, здесь больше не видел, понятно? — ворчит он на первом этаже почти ласково. — Не то по-другому с тобой поговорю. Здесь шума не любят.
Спиной чувствуя его взгляд, я иду к застекленной двери. Когда она захлопывается за мной, оборачиваюсь. Сквозь свое отражение вижу, как он возвращается к себе в каморку.
— Дорогу! — орет какой-то мальчишка на роликах и едва не сбивает меня с ног.
Я снова погружаюсь в уличный шум. Мусоровоз, отбойный молоток, голоса прохожих, автомобильные гудки. Все как всегда. Все как прежде. Смотрюсь в дверное стекло — и я прежний. Коренастый, сутулый, жесткие волосы, самое обыкновенное лицо. Еще немного, и я поверю, что ничего не произошло. Вот я подхожу к дому, звоню, дверь открывает Лиз, и мы бросаемся друг другу в объятия. Где же ты был, я чуть с ума не сошла, что с тобой случилось? Я рассказываю все, про аварию, кому, пробуждение, ее неработающий мобильник, она варит мне кофе, и мы вместе идем в больницу оплатить счет. Эту сцену я прокручиваю в голове с тех пор, как пришел в сознание. Так должно было быть. Палец тянется к черной кнопке с моим именем. Но я не нажимаю ее — поворачиваюсь и ухожу.
Машинально бреду по улице среди спешащих людей и туристов и невольно ищу глазами хоть одно знакомое лицо, продавца или бармена, который видел меня с Лиз, любое свидетельство, за которое я мог бы ухватиться. Но здесь только антикварные магазины и бутики. Я сворачиваю направо, нахожу аптеку, которую мне показали в прошлый четверг. Спрашиваю ту молодую женщину, что перевязывала мне руку, описываю ее. Она в отпуске. Выхожу, возвращаюсь назад, иду вдоль витрин агентства «Франс Телеком», где Лиз купила нам мобильники. Сим-карты без абонентского договора, стало быть, продавец вряд ли мог что-нибудь запомнить, — кроме того, она уже расплатилась, когда я пришел с перевязанной рукой.
Зайдя в первое попавшееся кафе, я буквально падаю на диванчик. Мне нехорошо. Голова кружится, мысли путаются, наваливается чудовищная усталость. Меня ведь напичкали лекарствами, вкололи противостолбнячную сыворотку, да и только что пережитое дает себя знать… Я больше не я. Как будто то, что со мной сотворили, — заразно. «Вот увидите, — сказал мне нейропсихиатр, — у вас могут быть провалы в памяти, или какие-то воспоминания всплывут не сразу». Ничего подобного, я все помню. Ужасно, когда ни в чем не сомневаешься ни на йоту и не имеешь возможности доказать. Моя память в целости и сохранности, но она работает вхолостую, без отклика, без контакта, ей не за что зацепиться.
Облокотившись на столик, обхватив голову руками, я глубоко вдыхаю запах пива и пепельницы, чтобы удержаться в настоящем, отогнать преследующее меня видение. Я ведь и правда почувствовал себя незнакомцем в глазах собственной жены. Так притвориться невозможно. Громко хохочут за стойкой рабочие, пропыленные, заляпанные краской, полные жизни. Я мысленно перебираю людей, с которыми разговаривал с тех пор, как ступил на французскую землю: кто бы мог подтвердить, что я — это я? Полицейский на паспортном контроле — но я и не разглядел его толком; таксист-кореец, который вез нас сюда, — но я не запомнил номер машины; потом таксистка, с которой я попал в аварию, да, конечно, но она знает обо мне только то, что ей сказал я, как и персонал больницы.
— Что вам угодно?
Я поднимаю глаза на официанта. Не стоит и спрашивать, узнает ли он меня. Мы сели здесь с чемоданами и распаковали телефоны, у нас была назначена встреча с хозяином квартиры, но через пять минут я обнаружил, что оставил в аэропорту свой ноутбук. Лиз осталась дожидаться ключей, а я вскочил в такси, потом — авария, кома, пробуждение.
— Что будете заказывать? — не отстает официант.
Я медлю с ответом. Сам не знаю, чего мне хочется. Не помню, что я люблю.
— Что-нибудь покрепче.
— Коньяк? Есть марочный, хорошего года, только завезли, не пожалеете.