— Эти не такие, как остальные, — прошептал он потом. — Они эволюционируют. Система меняет их. Видел, там синий был?
Я лишь кивнул.
Буквально за двадцать минут мы покинули пригород, избежав серьёзных столкновений. Это казалось чудом, хотя я понимал, что дело не в удаче, а в опыте Виктора. Он уже десять лет в нем живет и видит то, что пока скрыто от меня.
Отдалившись от города, мы вышли на относительно открытую местность. Виктор немного расслабился, хотя взгляд его по-прежнему оставался настороженным. Теперь, когда тишина перестала быть нашим единственным щитом, я возобновил расспросы.
— Так что с этой Системой? Откуда она взялась?
Виктор хмыкнул, словно вопрос был наивным.
— Никто не знает. Просто однажды мир перевернулся с ног на голову. — Он отхлебнул воды из фляги и протянул мне. — Те, кто выжил в первые дни, говорят, что сначала было сообщение. Висело прямо в воздухе перед глазами у каждого. Потом появились интерфейсы, у некоторых навыки, уровни… вся эта чертовщина.
Он сплюнул на землю.
— Система поделила всех людей на две группы: одарённых и обычных. Одарённых очень мало, и обычные чертовски сильно им завидуют.
Он искоса взглянул на меня, будто проверяя реакцию.
— Но по большому счёту одарённые контролируют ситуацию, потому что на них держится и защита, и производство. С их помощью выживать получается гораздо проще. Несмотря на косые взгляды обычных.
Я обдумывал полученную информацию, которая в целом подтверждала рассказ тех двоих. Но что-то не давало мне покоя.
— А мёртвые? Почему они ожили?
Виктор пожал плечами.
— Никто точно не знает. Некоторые думают, что это побочный эффект Системы. Другие считают, что это часть её замысла. Есть и те, кто верит, что Система — это просто инструмент, заговор.
— А ты? — спросил я. — Во что веришь ты?
Он долго смотрел вдаль, на горизонт, где тёмные тучи собирались в зловещую громаду.
— Я верю только в то, что нужно выжить сегодня. А завтра… — он усмехнулся, — будет новый день и новые проблемы.
Чем дальше мы шли, тем глубже Виктор погружался в какие-то свои мысли, время от времени бросая на меня оценивающие взгляды. Его лицо становилось всё более напряжённым, словно внутри него происходила какая-то борьба.
— Ты не похож на обычного, — внезапно произнёс он.
— В каком смысле?
— В прямом. — Виктор прищурился. — Я помню когда все началось. Помню первый шок людей. Для тебя же получается, что всё только началось. Обычные люди, не одарённые, они… и сейчас иначе себя ведут. Больше боятся. Больше отчаиваются. А ты слишком спокойный. Слишком… приспособленный.
Я не знал, что ответить. Был ли это комплимент или обвинение? Или проверка?
— Может, мне просто нечего терять, — пожал я плечами.
Виктор хмыкнул, явно неудовлетворённый ответом, но больше вопросов не задавал.
Дальнейшие разговоры сводились к односложным фразам. «Да», «Нет», «Возможно». Казалось, Виктор сожалел, что вообще начал этот разговор. Или, возможно, он просто берёг силы. Или слова. Или о чём-то напряжённо размышлял.
В итоге какую-то часть пути мы прошли в полном молчании. Только редкий хруст сухих веток под ногами и дыхание — моё чуть более тяжёлое, его — ровное, как у человека, привыкшего к долгим переходам.
Иногда он останавливался, прислушиваясь к чему-то, неслышимому для меня, принюхивался, как хищник, а потом менял направление, не удостаивая меня объяснениями. Я не спрашивал. Если он довёл нас живыми до этого места, значит, знает, что делает.
И вдруг он нарушил молчание, когда мы проходили мимо разрушенной фермы. Частично сгоревший дом, почерневшие от огня стены хлева, скелеты машин во дворе.
— Здесь жила семья. Правда набегами. Неделями, можно сказать. Хорошие люди, — сказал он так тихо, что я едва расслышал. — Муж, жена, двое детей. У них всегда можно было переночевать, обменять товары. Ей нравились книги. Настоящие, бумажные. Я иногда приносил, если находил где-то.
Он замолчал, глядя на пепелище.
— Что случилось? — спросил я, хотя по его лицу уже понимал, что ответ мне не понравится.
— Система, — просто ответил он. — Система случилась.
И снова погрузился в молчание, тяжёлое, как свинцовое небо над нами.
Так он простоял пару минут, а потом предложил заночевать в этом доме. Я лишь молча кивнул — после целого дня марш-броска ноги гудели, и даже возражать не было сил. Да и что возражать? Ночью по лесу не больно-то походишь, особенно когда вокруг шныряют твари с бирюзовыми ореолами.