Дом был старый, но крепкий, хоть с одной стороны и когда-то горевший. Деревянный сруб, почерневший от времени, но с целой крышей — уже удача. Дверь натужно скрипнула, впуская нас в пахнущие сыростью и запустением комнаты.
— Проверь комнаты, — скомандовал Виктор, закрывая дверь на щеколду и подпирая её для надёжности тяжёлым комодом.
Я прошёлся по дому, заглядывая в каждый угол с пистолетом наготове. Никого. Хоть в этом повезло.
— Чисто, — сообщил я, возвращаясь в гостиную.
Виктор кивнул и принялся выкладывать на стол скудные запасы. Ловким движением он открыл консервы, нарезал остатки почерствевшего хлеба, разложил галеты и флягу с водой.
— Негусто, — заметил я, рассматривая наш ужин.
— Но и не пусто, — философски отозвался Виктор, протягивая мне открытую банку тушёнки. — Тушёнка, после целого дня на ногах казалась самым изысканным блюдом, какое только можно представить.
Мы ели молча, запивая всё водой маленькими глотками.
— Ложись спать, — сказал Виктор, когда с едой было покончено. — Я первым подежурю, потом разбужу тебя на смену.
Спорить я не стал. Пока шёл к дальней комнате, где обнаружилась старая кровать с поскрипывающей сеткой, заметил, как Виктор возится с походной плиткой, доставая её из своего инвентаря.
Скинув запылённую обувь, я рухнул на кровать, даже не заботясь о том, чтобы снять куртку. Проверил, что Глок под рукой, и закрыл глаза. Усталость навалилась тяжёлым одеялом, погружая в темноту.
Казалось, что я только-только прикрыл веки, когда ощутил, как чья-то рука трясёт меня за плечо.
— Вставай, твоя очередь, — голос Виктора звучал устало.
Я с трудом разлепил глаза, мысленно проклиная всё на свете. Голова была тяжёлой, тело ныло, и больше всего на свете хотелось перевернуться на другой бок и снова провалиться в сон.
— Сколько я проспал? — хрипло спросил я, садясь на кровати и протирая лицо.
— Часа четыре, — Виктор зевнул. — Всё тихо, но бдительность не теряй. Особенно под утро. К рассвету они звереют.
Я встал, стряхивая дремоту, и кивнул ему. Виктор выглядел измотанным, с тёмными кругами под глазами. Он указал на походную плитку у окна:
— Там кофе. Не самый лучший, но бодрит.
— Спасибо, — ответил я, направляясь к плитке.
Наливая себе из закопчённого заварника вкусно пахнущий напиток в видавшую виды алюминиевую кружку, я поймал себя на мысли, что этот простой жест — приготовить кофе для сменщика — говорит о Викторе больше, чем все его скупые фразы. В мире, где каждый сам за себя, такие мелочи приобретают особую ценность.
Кофе был крепким, почти горьким с приятным и бодрящим ароматом.
Я вышел с кружкой на веранду. Ночь была безлунной, чернильно-тёмной, лишь редкие звёзды мерцали между рваными облаками. Лес впереди казался сплошной непроницаемой стеной, откуда в любой момент мог выскочить кто угодно.
Прихлёбывая кофе, я всматривался в темноту, больше надеясь на то, что Система подсветит ореолы зомби, чем на свою способность что-то разглядеть в этом мраке.
Меня всё ещё поражало, как быстро мир изменился после Прихода Системы. Десять лет пролежать в коме и проснуться в постапокалиптическом кошмаре, где мёртвые ходят, а реальность подчиняется игровой механике — такого поворота не предсказал бы ни один фантаст.
Оперевшись на перила веранды, я рассматривал свой интерфейс. Характеристики медленно, но тем не менее росли. Эта странная способность «Вне системы» и навык «Рунолог» — всё это оставалось для меня загадкой. Что такое эти руны? Почему система отказалась дать мне способность «Неуязвимость», а вместо этого присвоила статус «условно одарённый»?
«Одарённые», насколько я понял из разговоров с Виктором, получали от Системы особые преимущества. Они могли быстрее прокачивать характеристики, им давались навыки, у них был доступ к особым способностям. Но я… я был чем-то средним. Ни одарённый, ни обычный — ни Виктор, ни те двое про такое не рассказывали. Может у кочевников получится узнать.
Когда небо на востоке стало сереть, я услышал, как скрипнула кровать в доме. Вскоре дверь тихо отворилась, и на веранду вышел Виктор, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы.
— Всё хорошо? — спросил он, оглядывая окрестности своим цепким взглядом.
— Да, всё тихо, — ответил я, допивая вторую кружку давно остывший кофе.
Виктор молча кивнул и вернулся в дом. Вскоре он появился снова, неся две дымящиеся кружки и пакет с печеньем.
— Последнее, — сказал он, протягивая мне кружку и печенье. — Подкрепимся и двинем дальше.
Мы сидели на веранде, встречая рассвет, и пили свежезаваренный кофе с печеньем, которое крошилось в пальцах. На востоке небо медленно окрашивалось в розовые и золотистые тона, обещая ясный день.