Скоро все четверо кружили по пространству лабиринта, с сосредоточенными лицами.
Россон лихорадочно переключил монитор — на две другие среды обитания, отыскивая сиделок. Однако никого не оказалось на дежурстве в логическом мире. И, похоже, никто не собирался появляться на дежурстве в мире Ричарда Дженниса.
Он позвонил на резервный пост наверху.
— Мартинсон? Это Россон. Вы не могли бы спуститься сейчас в мир имбеддинга? Возможно, понадобится комплект транквилизаторов. Только оставайтесь, пожалуйста, в шлюзе, пока я не позову. Хочу проследить за тем, как будет развиваться кризис…
Затем он вновь переключился на детей Соула. Вглядываясь в их загадочные, потемневшие лица.
Эллипсы, по которым они двигались, на глазах у Россона становились все тесней и запутанней. Он понимал связь между движением и речью в своем, логическом мире. Здесь же танец детей представлял собой выброс энергии, позволяющий языку очищаться, избавляться от излишков. Но здесь происходило что-то еще. Что-то совсем иное, возникали новые отношения между движением и мыслью. Между областями мозга, ответственными за движения и символы. Значит, напряжение в сознании детей разряжалось вне символического мира мысли и языка, в мир движения? Или же в процессе этих безумных вспышек активности формировались новые символические отношения?
Россон грыз ноготь, размышляя об эффекте новой перекрестно-модальной связи, формируемой мозгом…
— Это Мартинсон. Я в шлюзе. Что-то мне не по душе их лица — всей этой компании, мистер Россон.
— Да, пока лучше их не беспокоить.
Предположим, ПСС ускоряет производство «информационных молекул» до состояния перенасыщенного раствора, и что? В таком случае сознание вынуждено создавать новые символы, для того чтобы задействовать весь смысловой поток? И будут ли эти символы формироваться в двигательных центрах мозга, если обычные «символоносные» участки окажутся перегруженными? Тогда это должны быть символы-действия, символы, манипулирующие непосредственно во внешнем мире. Тот самый способ, которым пользуются маги, чтобы посредством заклинаний и магических фигур овладеть собственной «символической реальностью».
Таким образом, дети вплотную приблизились к потрясающему напряжению символического опыта.
И опять, в который раз, они впали в кому. Конечности их переплелись столь же замысловато, как у индийских божеств. Затем четыре детских тела разметало по сторонам, словно ударом тока.
Этот удар был столь яростен и неистов, что Гюльшен осталась лежать у стены лабиринта с неестественно подвернутой ногой.
— Мартинсон, срочно в лабиринт! У девочки перелом!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
П'тери вышел из своего корабля-разведчика к наступлению ночи и ожидал появления Шавони под колючими звездами пустыни.
Военная полиция всполошила весь комплекс, побуждая к активности русских и американцев.
Инопланетянин стоял с видом тоскливым и тревожным. Но когда он заговорил, в его голосе ощущались скорее беспокойство и раздражение, чем ностальгическая грусть.
— Что касается нашей сделки…
— Вы не хотите пройти в здание, П'тери?
— Здесь просторнее. К тому же я прекрасно вижу в темноте.
— Как пожелаете. У нас для вас сюрприз — человеческий труп на льду. Перенести его на борт?
— К трапу. Сферцы заберут его.
— А нельзя ли нам подняться на ваш корабль? Очень было бы любопытно.
— Технология только в обмен.
Коммерческий педантизм пришельца начинал действовать на нервы. Шавони подозревал, что эти существа действительно одержимы какой-то извращенной разновидностью любви — точно Абеляры внешнего космоса, изувеченные философы, преследующие свою Элоизу в ином измерении. И крутили они свой роман, точно роботы или привидения.
— Но труп, П'тери! Что вы скажете насчет трупа? Разве он не стоит того, чтобы краешком глаза взглянуть на ваш корабль?
Инопланетянин энергично потряс головой — сознательно реконструированный жест, вызывающий скрип в его анатомии.
— Нет. Потому что труп — необходимое вспомогательное звено, подпункт основной коммерческой сделки. Мы должны получить представление о способе извлечения мозга из тела. Вы готовы провести такую операцию?
— Думаю, нет. Дайте нам пять лет и…
— Пять лет? Но это смешно!
— Нет, вы меня неверно поняли. Я не имею в виду — ждать. Я имею в виду — за пять лет наши доктора научатся содержать мозг в изоляции. Психологические проблемы — твердый орешек, который еще предстоит раскусить. Скажите, П'тери, а если мозг начнет сходить с ума в изоляции, как в каменном мешке? Ведь они люди — и мы имеем право знать, что ждет наших… собратьев.