Сергей снова вздохнул, потёр лицо ладонями и печально уставился в потолок, будто там был написан точный план избавления от советского быта и всех его несчастий. Михаил, стараясь выглядеть абсолютно естественно, негромко засмеялся и развёл руками:
– Ну, ты, Серёга, сегодня прям в ударе. С утра уже успел кино покрутить, а потом сразу в ледяной душ?
Сергей поднял на Михаила тяжёлый взгляд и пожал плечами:
– Смеёшься, да? А между прочим, у меня вчера на вечернем сеансе плёнка порвалась прямо на середине фильма. Представляешь реакцию зала? «Служебный роман» показывали! Люди собрались, духи достали, девчонки сидят в платьях новых, а тут – раз! И фильм посреди поцелуя Мымры и Новосельцева рвётся! Я, между прочим, киномехаником подрабатываю – вот такой у нас студенческий хлеб с техническим привкусом. Чуть под кресло не спрятался от стыда, пока склеивал её.
Михаил не удержался и уже искренне расхохотался, забыв на миг о своей абсурдной ситуации:
– А ты что? Справился хоть?
– Куда бы я делся? – Сергей махнул рукой и грустно покачал головой. – Но люди же не прощают таких вещей. Теперь, боюсь, у меня репутация подпорчена. Будут ходить и говорить: «Вот идёт Серёжа – великий советский киномеханик, главный враг поцелуев в отечественном киноискусстве!»
Михаил снова засмеялся и почувствовал облегчение: сосед, погружённый в свои бытовые проблемы и возмущения, явно не замечал ничего необычного в поведении товарища. На секунду Михаил позволил себе расслабиться, поняв, что мир вокруг хоть и абсурден, но вполне предсказуем.
– Ладно, Серёга, не драматизируй, тебя простят. А что вообще нового, кроме сантехнического коллапса и твоих киномеханических подвигов?
Сергей откинулся на подушку, заложил руки за голову и снова вздохнул, словно готовился к длинному списку претензий ко всей Вселенной:
– Да что тут нового может быть? Вчера опять комендантша пыталась устроить охоту на кипятильники, обыскала весь этаж, но студенты – народ находчивый. Спрятали всё под матрасы и в обувь, теперь ходим, как по минному полю. Сегодня она клянётся принести металлоискатель из соседнего ЖЭКа, чтобы найти и обезвредить всех нас разом.
Михаил улыбнулся, представив грозную комендантшу с металлоискателем, методично обследующую каждую комнату, и почувствовал приятную лёгкость от абсурдности происходящего.
– А ещё, Миш, у тебя в фотокружке снова возмущения начались, – Сергей вдруг сменил тон на заговорщический и выразительно посмотрел на Михаила.
– Что, опять диафрагма с выдержкой кого-то оскорбили? – Михаил спокойно и с иронией спросил, мысленно пытаясь вспомнить хоть что-то про своих подопечных.
– Да почти, – Сергей подтвердил со смешком. – Говорят, у тебя там скучно, как на уроках по политэкономии. Дети ждут, что ты им покажешь, как фотографировать что-то весёлое – ну, птиц там, девчонок в парке, что угодно, кроме унылых заборов и мусорок за общежитием. А ты им опять про построение кадра рассказываешь и плёнки тратишь на мусорные баки, будто у нас тут конкурс советского реализма проходит.
Михаил опять негромко рассмеялся, мысленно признавая, что Сергей совершенно прав. Вспоминая свои былые педагогические эксперименты, он понимал, насколько нелепо всё выглядело со стороны, и теперь это особенно забавляло его.
– Значит, предлагаешь мне завтра их повести в парк, чтобы они вместо мусорных баков снимали влюблённые парочки?
– Да хоть в парк, хоть в цирк, главное – чтобы дети после твоих занятий не выглядели так, будто их отправляли на исправительные работы в колхоз. Им весело должно быть, чтобы хоть там отдохнули от всей этой серости и безнадёги, – Сергей махнул рукой в сторону окна, за которым безрадостно простирался монотонный панельный двор.
Михаил невольно посмотрел на часы и задумчиво кивнул. За всеми этими комичными и абсурдными разговорами он чувствовал, как постепенно успокаивается, и мысли его становятся яснее. Сосед рядом продолжал сокрушаться, изображая глубочайшую тоску и безысходность советского быта, но Михаил мысленно уже был далеко.
Он понимал, что оказался в совершенно абсурдной и невероятной ситуации, но одновременно осознавал и уникальность шанса, которым ему предстояло воспользоваться с максимальной осторожностью. Вокруг был привычный советский мир, с высоты жизненного опыта нелепый и скучный, но теперь Михаил смотрел на него глазами человека, знающего, куда этот мир движется. И от этой мысли внутри смешивались и азарт, и опасение перед грядущим будущим, которое могло измениться от каждого его слова или поступка.