– Ольга Петровна, сверху, колени по бокам Михаила. Наклонитесь к нему.
Поза была интимной. Груди Ольги почти касались его груди, волосы закрывали лица. Их глаза встретились.
– Извините, – шепнула она. – Я тяжёлая.
– Всё нормально, – ответил он мягко. – Вы молодец.
Они сменили позы: она на спине, он над ней; на боку; она на его коленях спиной к нему. Неловкость постепенно исчезала, сменяясь доверием.
– Последняя поза, – сказал Михаил. – Самая сложная.
Он лёг, она устроилась сверху, имитируя позу наездницы. Выражение её лица было сосредоточенным.
– Лицо, Ольга Петровна! – крикнул Сергей. – Не налоги считаете! Покажите удовольствие!
– Как? – растерялась она.
– Вспомните что-то приятное, – подсказал Михаил. – Мороженое, горячую ванну.
Она закрыла глаза, губы её приоткрылись, лицо смягчилось. Сергей снимал.
– Снято! – объявил он.
Ольга слезла, завернулась в полотенце. Щёки её пылали.
– Это всё? – спросила она, завернувшись в полотенце и избегая его взгляда.
– Всё, – кивнул Михаил, надевая рубашку. – Вы были великолепны. Настоящая актриса.
Ольга невольно усмехнулась, но почувствовала, как горячая волна смущения подкатила к горлу. «Актриса», – странное слово. Ей стало немного неловко от того, насколько легко она позволила себе войти в эту роль. Странно было осознавать, что она могла быть такой свободной – пусть даже только перед объективом.
– Актриса… – повторила она уже мягче, с лёгкой грустью и удивлением. – Забавно получилось.
– Я о вашем мастерстве, – уточнил он.
Ольга ушла за ширму переодеться. Когда шорох одежды стих, мужчины переглянулись. Сергей показал Михаилу большой палец и беззвучно произнёс: «Отлично».
Из-за ширмы Ольга вышла уже полностью одетая, снова став обычной советской служащей. Лишь растрёпанные волосы и яркий румянец выдавали недавние события.
– Когда будут готовы фотографии? – деловито спросила она, застёгивая пальто.
– Через пару дней, – ответил Михаил. – Получите вместе с гонораром.
– Да, конечно, – рассеянно кивнула Ольга, явно погружённая в собственные мысли.
У двери она остановилась и обернулась:
– Знаете, это было не так страшно, как я думала. Вы правы: почти театр. Только без зрителей.
– Зрители будут, – заметил Сергей. – Просто вы их не увидите.
От этих слов женщина поёжилась, затем решительно выпрямилась:
– Что ж, пусть смотрят. Может, хотя бы там, за границей, русскую женщину оценят по достоинству.
Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Конотопов подошёл к окну и увидел, как Ольга быстрым шагом пересекает двор. В её походке больше не было прежней зажатости: теперь она шла уверенно, с высоко поднятой головой.
– Ну как, режиссёр, – Сергей хлопнул Михаила по плечу, – доволен первым дублем?
– Она молодец, – искренне сказал тот. – Не каждая решится на такое.
– Не каждой и предлагают, – философски заметил Сергей, разбирая оборудование. – Ладно, пошли проявлять. Посмотрим, что получилось.
Они занялись привычной работой, но Михаил не переставал думать об Ольге: как она смогла преодолеть себя, как из зажатой, испуганной женщины превратилась в раскрепощённую модель. А ещё – о той улыбке, искренней и настоящей, словно Ольга наконец-то смогла побыть собой.
«Может, в этом и есть смысл нашей затеи, – подумал он, наливая проявитель в ванночку, – дать людям возможность стать теми, кем они не могут быть в обычной жизни».
Философская мысль показалась слишком возвышенной для подвала, пропахшего химикатами, но улыбка Ольги не шла из головы, напоминая, что даже в самом абсурдном предприятии есть частица настоящего счастья.
После съёмки Михаил и Сергей долго сидели в тесной фотолаборатории, молча рассматривая ещё влажные отпечатки. Воздух, пропитанный запахом уксуса и серебра, казался особенно густым, словно проявлялись не просто кадры, а новая реальность, скрытая за серой советской жизнью.
Обычно язвительный Сергей выглядел задумчивым и удивлённым. Он держал снимок, пристально разглядывая детали, будто перед ним была не подпольная фотопроба, а музейное полотно.
– Знаешь, Михаил, – наконец произнёс Сергей, задумчиво потирая подбородок, – я много видел за свою кинематографическую карьеру, но такого честного выражения лица не встречал даже у Феллини. Почти поверил, что ей было приятно. Конечно, половина заслуги здесь твоя режиссура и мои гениальные осветительные решения, но всё же…
Михаил рассмеялся и бережно забрал у Сергея фотографию:
– Серёжа, важна естественность. У Ольги получилось, потому что она ничего не играла. Она была настоящей, и это заметно даже сквозь твою камеру, замыленную партийными собраниями и пятилетками. Я и сам не ожидал такого результата.